Справка. В этом свете зловеще выглядят два признания конгрессмена Гарри Трумэна, будущего первого послевоенного президента США. Одно из них было сделано в первые дни агрессии Германии на СССР с акцентом, кому нужно помогать в случае успехов на советско-германском фронте – Германии или России, но «…пусть они убивают как можно больше».
А уже в дни ожидаемого взрыва первой американской атомной бомбы другое обращение президента Трумэна ко всем ветвям власти звучало недвусмысленно агрессивно: «Если бомба взорвется, а это так и будет, то у меня появится хорошая дубинка для этих русских».
И ничего нет удивительного, что еще в дни войны и после нее в Москву стала поступать информация о появлении в стенах Пентагона все новых планов атомной атаки русских.
Наши разведчики на себе испытывали тяжесть такой атмосферы. И все же надеялись, что война не состоится в скором времени. Именно в этой сложной среде происходило становление разведчика Яцкова-Яковлева-Алексея, а в будущей переписке с Центром по атомным делам – Джонни.
Агент из рук аса разведки
Начинающего коллегу выручал Твен – Семен Маркович Семенов. Будучи всего двумя годами старше Яцкова, Твен добровольно взял на себя роль наставника. Он, кадровый разведчик, изучал технические дисциплины в Массачусетском университете и в 38-м году получил степень бакалавра. В совершенстве владел английским и, что самое главное для работы по линии НТР, хорошо разбирался в технической терминологии на языке. В этих вопросах для коллег в резидентуре он был просто незаменимым. Его работа в Штатах была оценена орденом.
Именно Твен передал Яцкову-Алексею для связи с Клаусом Фуксом агента Раймонда – Гарри Голда. И когда Семенова перевели в Париж, Яцкову очень недоставало помощи старшего товарища. А что говорить о расшифровке полученных материалов? Ведь сложные математические формулы нужно было передавать телеграммой. Позднее Яцков говорил: «… приходилось попотеть, переводя с математического языка на телеграфный, да так, чтобы в Москве смогли расшифровать». Но и оценки на полученные от разведки материалы приходили в Центр из-под пера главы проекта Курчатова более чем значительными – с двумя подчеркиваниями их важности: «Перспективы этого направления необычайно увлекательны».
Конечно, наши ученые, незнакомые с происхождением поступающего к ним материала исследовательского характера, не ведали о природе некоторых готовых результатов. Сами находясь в обстановке сверхсекретности, они могли предполагать, что опыты, требовавшие уникального и дорогостоящего оборудования, ставились на других отечественных объектах.
И вот парадокс: находя ошибки в предлагаемых для проверки расчетах, они, по-видимому, грешили на своих неведомых советских коллег, ибо не подозревали, что поправляют заокеанских светил высочайшего ранга – возможно, нобелевских лауреатов?! Ведь принцип «перегородок» был взят на вооружение не только генералом Гровсом. Он был характерен и в Союзе еще задолго до американского атомного проекта, включая особенности работы наших ученых и специалистов в шарашках.
А вот утечка информации из-за «океанской стены секретности» была вызвана, а точнее, прекрасно организована активной работой советской разведки. Причем весьма малыми силами разведчиков и их агентов, в той или иной степени связанных с работой над атомной проблемой. И еще мужественными помощниками – связными.
Клаус Фукс… Он, особенно он, помог советской стороне ускорить решение проблемы атомного оружия на срок от десяти до трех лет, а его информация по термоядерной (водородной) бомбе дала возможность начать эти работы в Союзе даже раньше, чем в США.