***

– Если честно, я думал ты не придешь. – Игорь сел на скамейку, чуть дальше от меня. – Долго уже ты тут? Я пришел один, если это важно тебе услышать.

Он снова прервал молчание:

– Не знаю, смотришь ли ты новости, но я смотрю. Жена моя смотрит. И сегодня она спрашивает у меня, как это медсестра приемного отделения сгоревшей и рухнувшей 11-ой больницы, оказалась на 89-ом этаже башни «Ригель», в пентхаусе, в бассейне вместе с куском стены и всей своей стойкой ресепшена, поджаренная электрическим током? А внутри этого номера шесть довольных мертвецов разглядывают обгоревшую картину. Какого черта там произошло Алан?

Я чувствовал его взгляд, а сам смотрел на густое и как всегда пасмурное небо, поверх крон уже порядком облысевших деревьев.

– Да, да я знал о том, что твоя сестра будет там, что поэтому тебе скорей всего легко будет решить вопрос с Филиппом. Согласись, это было бы не сложно. Но я клянусь. Я клянусь тебе, что понятия не имел об этих солдатах. Я не подставил бы тебя так, – Игорь взял секундную паузу, – я прекрасно помню, как ты вытащил меня из огня в…

– Ты сказал, что у тебя есть информация. Говори по фактам.

– Филипп, – он глубоко вздохнул, видно немного с удивлением и сожалением, что я его прервал. – его удалось взять живым. Он лежал в лужи крови и без своей руки. Еле откачали, но в сознание он до конца пока не пришел. Постоянно болтает, что-то про «запертое желание», «короля» и «стеклянную лампу». В общем, «Херувим». Те солдаты в черной униформе без ярлыков – «Херувим». Следы этой частной военной организаций уходят на Запад. Есть инциденты с их участием и в Европе, вот, – Игорь положил на скамейку папку, – здесь файлы нескольких случаев, в подрывной деятельности которых их подозревают, но точных подтверждений нет. Как они у нас оказались – понятия не имею. На предмет «Джиннов» и их связи у нас по-прежнему ничего нет, но буквально вчера он унес еще пятерых на тот свет, и это только у нас в городе.

С трудом контролируя пальцы в кожаной перчатке, я взял папку. Открыл и тут же закрыл.

– Алан, в этот раз я сделать ничего не могу. Учитывая все произошедшее… У тебя есть сутки чтобы покинуть город. И страну. При любой нашей следующей встречи, мне придется тебя арестовать. В лучшем случае.

– Не буду тогда терять время. – я поднялся, закинув папку за пазуху, а руки в карманы пальто. Сделав шаг, я еще раз обернулся. – И Игорь, при любой нашей следующей встречи, мне придется тебя убить. В лучшем случае, быстро.

Холодный воздух залезал все глубже в легкие. Отработанное тепло, паровыми выхлопами вырывалось изо рта. Ноги проваливаются в рыхлый снег. Ветер все настырнее гудел в ушах. Тонкие сучья спящих деревьев хлестали потрескавшиеся щеки. Мертвые кроны деревьев, щедро разбрасывают белоснежный пепел, заставляя прищуриваться на бегу. Кровь. На снегу кровь.

– Она ваша?

– Нет. Я бегу по красному следу. На некоторых деревьях тоже размазанные красные метки. Лес. Он кажется бесконечным, но резко обрывается. Я в поле.

– Лес позади вас?

– Да, но очень далеко. Белый саван поля стелется до горизонта. Медленно кружится снег. Я с трудом пробираюсь вперед и вязну в сугробах по колено.

– Кровь. След пропал?

– Поле девственно. Я здесь первый прокладываю, через еще нетронутую, густую твороженную массу, путь. Я все ближе к шару.

– Шару?

– Над полем. Над слоем снега. Примерно метром выше висит шар.

– Опишите его.

– Это свет.

– Просто свет? Какого цвета?

– Я вязну по пояс, а из снега, под шаром света что-то поднимается. Не чувствую пальцев. Я… тону.

– В снегу?

– Болото. Я не вижу поверхности. Густая, холодная вода… очень плотная.