Я не видел женщин никогда до этого в своей жизни. Вернее, видел старушек-торговок в Ле-пале, этих бесполых существ, вечно в платках и пропахших вонючей рыбой. А вот настоящих, прекрасных, роскошных женщин с восхитительной кожей и волосами, томным взглядом и совершенными телами я впервые узрел в том журнале, моментально ставшем для меня сокровищем №1 в мире.

Я решился на тяжкое и самое первое преступление в своей жизни: я УКРАЛ журнал у водителя грузовика, завернул его в бумажный пакет, потом в тряпку и спрятал в одном из бесчисленных подземных ходов старой римской крепости.

Далее моя жизнь изменилась! Откровение, данное Христом Павлу, апостолу, создавшему вскоре новую религию в IV веке нашей эры, меркло перед откровением чувственности, открывшемся мне в те минуты. Увидев впервые женщин-моделей из данного издания, у меня что-то словно щелкнуло в моем полудетском мозгу. Я словно погрузился в пучину новой жизни, наполненной созерцанием женской красоты и совершенства. Безумные фантазии, рождаемые в процессе просмотра этих горячих страниц, полностью выбивали меня из колеи. Дрожь в коленях, тягуче-знойный тремор в паху, невыносимо сладкий привкус во рту чего-то неизведанного – все это обрушивалось на меня постоянно, каждый день!

Я ждал очередного свидания со своими любимицами как манны небесной. Я считал минуты до того благословенного мгновения, когда спущусь в очередной раз в подземелье, откопаю дрожащими руками журнал и приступлю к….

Я наслаждался каждой секундой, каждой страницей, я выучил вскоре наизусть всех девушек, их имена, несмотря на то что журнал был англоязычным, но мне это не мешало. Я не читал и даже не рассматривал, я вкушал их красоту словно пчела вкушает божественный нектар роскошного цветка, я вдыхал запах страниц, при этом мой мозг сам добавлял мне ароматов, и я представлял, как прикасаюсь к совершенным фигурам этих див, целую их пухлые сочные губы, нюхаю ароматы их волос. А ведь как я уже упоминал, я не имел никакого опыта по части женского пола, в классе у меня учились лишь мальчики, девочек в школе не было вовсе, эдакая мужская корпорация с замкнутыми законами, внутренним распорядком и ограниченным кругом мнений.

Девочки обучались в интернате на материке, ибо во времена моего детства считалось что пребывание их на острове не самым лучшим образом скажется на воспитании будущих матерей и жен. Непонятно, к чему была таковая политика нашего Департамента, но ходили слухи что в оном интернате условия были куда жестче, нежели у нас, «на воле». Возвращались девушки на остров редко, ибо материк конечно по сравнению с нашим унынием давал куда больше возможностей для улаживания своей дальнейшей судьбы. От того за невестами юные рыбаки регулярно ездили в Нант, устраивая нередко там бурные потасовки, отчего навсегда за нами закрепилось презрительное прозвище «аборигены».

На острове же категорически нельзя было даже вслух упоминать о девочках, не то что обсуждать, иначе был риск попасть в изгои. Презрительное слово «платч» могло прилипнуть навеки несмываемым пятном.

Ах да, я не упоминал ранее: у нас на острове везде был в ходу только бретонский язык, на классическом французском мало кто говорил, в основном приезжие с материка и слово «платч» (девчонка) среди нас, подростков, считалось наихудшим оскорблением.

Я наслаждался новой Вселенной. Каждое утро, дрожа от холода (по утрам даже летом у нас всегда свежо) я спускался в катакомбы на свидание со своими любимицами. Остроты ощущения добавляло то, что я боялся, что меня могут застукать. Но я был хитер и всегда перепрятывал журнал на новое место. После школьных занятий я шел помогать отцу с выгрузкой, пойманной на утреннем приливе рыбы, и потом снова сломя голову бежал к НИМ, чудным созданиям из неведомого мне доселе мира. У меня естественно появились фаворитки, их было как вспомню сейчас, четверо: две брюнетки, одна рыжая и одна шатенка. Блондинки мне не то что не нравились, я был не в том возрасте чтоб начинать сортировать женщин, скорее всего в том издании журнала просто не попалось мне достойной светловолосой. На всю жизнь я остался горячим приверженцем черноволосых женщин, это стало мой слабостью, хотя чего греха таить, не брезговал я никем!