Тоннель не петлял, являя собой нечто вроде ствола метро, хотя и дважды повернул под небольшими углами. По расчётам Пальковского, он должен был зацепить два озерца через тридцать и семьдесят километров, прежде чем воткнуться в озеро Восток.

«Краб» вёл себя безукоризненно. Его регенерационные батареи работали отлично, насыщая батиплав кислородом, и о запасах воздуха можно было не беспокоиться. Хотя запас был – примерно на сутки при экономичном использовании.

Проплыли двадцать с лишним километров, снова приостановились на несколько минут.

– С такой скоростью мы будем добираться до цели неделю, – проговорила Вершинина, впервые проявив интерес к манипуляциям водителя. – Можно увеличить скорость?

– Можно, – с готовностью ответил Лобанов. – Прикажете ускориться?

Инга посмотрела на Вербова.

– Не возражаете, товарищ майор?

Вербов сделал вид, что колеблется. Ему самому хотелось двигаться быстрее, так как недельное сидение в «консервной банке» батиплава было сродни тюремному заключению, но гораздо больше Дениса расстраивало невнимание девушки и её официальное обращение «товарищ майор». Ни интересного собеседника, ни просто мужика она в нём не видела. Утешало лишь то обстоятельство, что Вершинина и с Лобановым вела себя так же.

– Попробуй до десяти, – сказал он наконец, имея в виду скорость в десять узлов. – Только будь внимательнее.

– Само собой, товарищ майор, – отозвался Лобанов со скрытой насмешкой; судя по всему, он тоже переживал, что на него не обращают внимания, и подтрунивал над приятелем-соперником.

«Краб» увеличил скорость.

Через полтора часа вошли в линзовидное озерцо глубиной в двести метров, заполненное не водой, а рассолом – судя по полупрозрачности воды. Пересекли озеро за два часа и ещё столько же времени потратили на поиски продолжения тоннеля, почти скрытого белёсым ноздреватым «сугробом» ила. С трудом протиснулись в устье тоннеля, пробороздив «пузом» – нижним корпусом аппарата – иловый пласт.

Пообедали консервами, на ходу, не останавливаясь, и на семьдесят втором километре упёрлись в ледяную стену. Тоннель в этом месте перегораживала ледяная пробка!

Сначала показалось – впереди сгустился слоистый туман, превращённый лучами прожекторов в неровную гребёнку. Потом стало видно, что перед аппаратом и в самом деле находится бугристая, дырчатая, белёсая стена, усеянная линзочками полупрозрачной субстанции, то ли илистыми отложениями, то ли каплями замёрзшей до консистенции сиропа воды.

– Приплыли, – хмыкнул Лобанов, разглядывая препятствие.

– Давайте выйдем, посмотрим, что это такое, – предложила Вершинина.

– Выйти-то можно, – Лобанов почесал затылок, – хотя давление воды здесь под четыреста атмосфер, но это самый стопроцентный лёд.

– Пробьём его кирками.

– Кирки мы не брали.

– Зато у нас есть аппарат для плавления льда, – напомнил Вербов.

– Есть, но если толщина пробки большая, мы её не пробьём.

– Давайте определим толщину, у нас же есть локаторы и сонары, что-нибудь да увидим.

– Жаль, – очень тихо пробормотал Пальковский.

Головы повернулись к нему.

– Чего жаль? – спросил Вербов.

– Лёд может заполнять весь тоннель, и мы не попадём в озеро Восток.

– Ещё рано жалеть, – решительно сказал Лобанов. – Попробуем расплавить пробку. Парни – меряем толщину.

Определение размеров пробки длилось почти час.

К счастью, опасения Пальковского не оправдались. Толщина льда, заполнявшего тоннель, по расчётам компьютера, не превышала пятидесяти метров. К тому же лёд оказался достаточно рыхлым: манипулятор батиплава легко пробил в стене дыру, обрушив нижнюю часть, которая сползла на пол тоннеля буквально водопадом белого киселя.