Кузнец, не ожидавший услышать от мальчика такой вопрос, растерялся. Присев на корточки, он тихо, чтобы никто не мог его услышать, повторил на ухо Атилле:

– Как только тебе исполнится четырнадцать лет, точно такой будет висеть у тебя на поясе. Только, чур, до четырнадцати лет ты никому никогда не проговоришься об этом.

– Ты сделаешь его для меня уже весной следующего года, главный кузнец!

Тугран усмехнулся и с опаской огляделся. Он уже раскаивался, что затеял такой разговор: похоже, сам загнал себя в ловушку. Он прижал голову мальчика к груди и услышал, как взволнованно стучит юное сердце. Отведя Атиллу в сторону, он внимательно посмотрел ему в глаза и серьёзно сказал:

– Атилла-углан, сделаю я тебе меч. Вот увидишь, он лучше Меча Тангрэ будет. Сделаю, если, конечно, Тангрэ позволит.

– Позволит, позволит! – горячо выдохнул Атилла.

Кузнец взял ханского сына за плечи и снова заглянул ему в глаза:

– Углан, Атилла-углан, помни: об этом знаем только мы с тобой. Слышишь, только ты и я? А теперь поклянись именем Тангрэ. Скажи, что ни одна душа не узнает нашу тайну до того самого дня, когда меч будет готов.

Атилла поднял глаза к голубому небу, надеясь увидеть Тангрэ, чтобы спросить у него совета, и вдруг засмеялся счастливо:

– Я вижу, вижу моего Тангрэ! Он согласен, согласен! Гляди!

В это время в небе внезапно появился странный шар. Он ослепительно сверкнул, метнулся влево, потом вправо и вдруг пропал – исчез так же неожиданно, как появился.

– Тангрэ принял твою клятву, углан! – взволнованно сказал кузнец, дивясь чудесному видению не меньше стоявшего рядом Атиллы.

– Принял, принял! – радовался тот, прыгая на месте.

– В таком случае, – сказал кузнец, – точно будет тебе меч!

Главный кузнец снова прижал голову ханского сына к груди и зашептал ему на ухо:

– С этим мечом ты подчинишь себе половину света, соберёшь под своей властью множество народов, поднимешься так высоко, как не поднимался ещё никто из твоих предков… Даже римляне, живущие в больших городах, будут покорны тебе. Они обращают наших людей в рабов, а ты освободишь несчастных…

– И что же, твоим мечом я буду освобождать этих рабов от римлян?

– Так и будет, углан. Но прежде чем доберёшься туда, много, очень много стран придётся тебе пройти, много рек преодолеть. Меч мой станет тебе тогда верным другом.

– И народу моему тоже, главный кузнец!

– Верно говоришь, народу тоже.

Внук хана Шимбая, предводителя племени белых тюрков, который держал в страхе бескрайнюю степь, доверчиво слушал кузнеца. Ведь человек этот, если захочет, может всё: выкует даже волшебный меч, в котором будет могучая сила. Атилла вдруг сказал:

– Я верю тебе, оста, верю, как верит мой отец, – и тронул шершавую, огрубевшую в труде руку мастера.

Тем временем азаматы, слуги хана, подняли над головами кошму, на которой сидел Мангук, и понесли его вниз. Громко выкрикивая имена ханов, правивших после Угыза, девять раз пронесли нового хана вокруг могильного кургана. Священный меч в руке отца Атиллы по-прежнему ярко сверкал на солнце и завораживал своим блеском не только Атиллу, но и каждого, кто был свидетелем торжественного ритуала.

Белые тюрки рассказывали, что меч этот передал хану Угызу сам Тангрэ. Все в Туране знали это и не сомневались, что так оно и было. Они верили: владеющий мечом находится под защитой святого Иная, покровителя домашнего очага…

Историю эту Атилла слышал много раз. Он слышал, как азаматы отца рассказывали её в кузнице в присутствии Туграна. Кузнец лишь посмеивался в усы, наблюдая за молотобойцами, чтобы аккуратней ударяли по раскалённому железу.