Восхищенный глубиной и в то же время простотой изложения Кемаль заучивал наизусть стихотворения знаменитого поэта и повторял несколько патетические и грубоватые слова Намыка Кемаля:

– Пусть придут, соберутся все силы, любые превратности рока, низкой шлюхой я буду, если нацию брошу и с пути ее вспять возвращусь…

По большому счету эти стихи стали для Кемаля той самой клятвой, от которой он в течение всей своей жизни не отступил ни на йоту.

А ведь против него собирались могучие силы, да и рок был не всегда на его стороне.

Тем не менее, Кемаль и не думал возвращаться «вспять» с того усеянного шипами и терниями пути, по какому он привел нацию к независимости.

Он настолько увлекся стихами, что стал их писать сам.

Однако один из преподавателей школы быстро остудил его пыл, заметив, что писание стихов недостойно офицера.

Музы музами, но военная карьера – прежде всего.

Другой приятель Кемаля, Али Фетхи, был на год старше его.

Происходивший из родовой и обеспеченной семьи, этот красивый юноша был хорошо воспитан и прекрасно владел французским языком.

Он исправно учился военному делу, но куда больше его привлекали абстрактные науки.

Именно от Али Фетхи Кемаль впервые услышал знаменитые на весь мир имена Вольтера, Руссо, Монтескье и Огюста Конта.

Начиная, по его собственным словам, «кое-что понимать в политике», он часами говорил с приятелем о Великой французской революции и ее идеалах.

Эти беседы, а нередко и споры заставили Кемаля обратить особое внимание не только на французский язык, но и на историю республиканской Франции.

Что же касается третьего приятеля, Кязыма, то никакими особыми талантами сей молодой человек не блистал, а если чем и отличался, так это только своей невероятной преданностью Кемалю.

Нельзя не сказать еще об одном однокашнике Кемаля, который на долгие годы станет его злым гением.

Будущий правитель Турции Энвер-паша был ровесником Кемаля, но учился двумя годами старше, и молодые люди прекрасно ладили между собой

Именно с этими ребятами Кемаль проводил все свое свободное время, и чаще всего они отправлялись в кафе, где подолгу беседовали на самые различные темы и играли в трик-трак.

Кемаль оказался азартным игроком и не любил проигрывать.

Увлечение поэзией не прошло для Кемаля бесследно.

Война с Грецией вызвала у него необыкновенный патриотизм, и он решил отправиться на фронт.

И вряд ли мать, к которой он заехал по дороге, сумела бы отговорить его от этой безумной затеи, если бы так своевременно не закончилась война.

Греческая армия была разбита, и Кемаль ликовал так, словно сам принимал участие в сражениях.

Дорога на Афины была открыта, и газеты на все лады славили армию.

Но, увы, победная эйфория длилась недолго.

Подобный исход пришелся не по нраву западным странам, и они быстро указали воспрянувшей духом империи на ее место, заставив подписать совершенно ей ненужное перемирие.

Вместе с другими учениками Кемаль не мог скрыть своего недоумения.

Как же так, вопрошал он!

Его родину унизили в глазах всего мира, и она покорно проглотила обиду!

Наряду с этим законным недоумением в нем появилось и недоверие к управлявшим страной людям.

В значительной степени оно подогревалось молодыми офицерами из стоявших в Монастыре частей, имевшими все причины быть недовольными существующим режимом, опорой которого являлись крупные феодалы, вожди племен, высшее мусульманское духовенство и бюрократия.

Образованность любого человека рассматривалась как первый признак его политической неблагонадежности.

Среди османских министров не было ни одного человека с высшим образованием, а в армии предпочтение отдавалось выслужившимся из унтеров невеждам.