Главной задачей колонны Платова являлось «взойти на вал по лощине, отделяющей старую крепость от новой, а затем помогать частью высадке с флотилии, а частью овладеть новой крепостью»[116]. Особо приказывалось «действовать оружием только против защитников крепости; безоружных, женщин, детей и христиан не предавать смерти»[117].

Свой штаб Суворов разместил на северной стороне, недалеко от третьей колонны, «приблизительно за срединою всех колонн левого берега». При штабе «для примечания военных действий, для журнала и абресса» находились полковник Тизенгаузен, граф Чернышев, князь Волконский, несколько штаб- и обер-офицеров, 30 конных казаков с унтер-офицерами, ординарцы и адъютанты[118].

Наконец наступила ночь перед штурмом. Солдатам и казакам зачитали приказ Суворова: «Храбрые воины! Приведите себе в сей день на память все наши победы и докажите, что ничего не может противиться силе оружия российского. Нам предлежит не сражение, которое б воле нашей состояло отложить, но непременное взятие места знаменитого, которое решит судьба кампании и которое почитают гордые турки неприступным. Два раза осаждала Измаил русская армия и два раза отступала. Нам остается в третий раз или победить или умереть со славою»[119]. Суворов, зная, что 11 декабря солнце всходит в 7 часов 40 минут, а заходит в 16 часов 20 минут, решил начать штурм за два часа до рассвета, чтобы завершить сражение днем[120].

Платов не спал, обходя бивуачные костры и беседуя с казаками, среди которых находились его отец Иван Федорович, младший брат Петр, старший сын Иван, пасынок Хрисанф, племянники. Сидя у жарких костров, донцы варили нехитрый ужин и вели тихие разговоры, вспоминая отчий край, жен и детишек своих, отцов и матерей.

Надо отметить, что турки знали о предстоящем штурме, ибо накануне к ним перебежало несколько черноморских казаков, сообщивших о неминуемой атаке русских[121]. Правда, они не могли сообщить точное число суворовских войск, а сераскир почему-то полагал, что у Суворова имеется до 20 тысяч пехоты, 50 тысяч казаков и до 15 тысяч моряков – всего 85 тысяч. Исходя из этого сераскир принял чрезвычайные меры бдительности. Выставив обычные караулы, Мехмет-паша приказал половине гарнизона бодрствовать еженощно, сидя в землянках, освещенных огнем. Сам он по два-три раза объезжал всю крепость: в полночь и за два часа до рассвета. Причем, при его подъезде сераскира все бодрствовавшие турки выходили из землянок, демонстрируя таким образом свою готовность к отражению штурма. Следуя примеру сераскира, «татарские султаны и янычарские агаси посменно один за другим проверяли часовых. Дозоры для проверки посылались всю ночь от бастиона к бастиону»[122].

Одиннадцатого декабря в три часа пополуночи в лагере русских взвилась сигнальная ракета, потом вторая, третья. Колонны русских войск, соблюдая тишину, одновременно двинулись на штурм крепости. Вырвавшись из тумана, окутавшего окрестности Измаила, солдаты приближались ко рву. Турки, до того молча ожидавшие подхода русских на расстояние в 300–400 метров, открыли огонь из всех пушек и ружей. «Тогда крепость казалась настоящим вулканом, извергавшим пламя, – писал один из историков, – казалось, все стихии разрушения исторглись на свободу, для борьбы между собою. Мужественно, в стройном порядке, решительно наступали колонны – живо подходили ко рву, бросали в него свои фашины, по две в ряд, – спускались в ров и спешили к валу, у подошвы его ставили лестницы (которые, однако, на большей части пунктов оказались слишком короткими, и нужно было связывать их по две вместе), лезли на вал и, опираясь на свои штуки, всходили на самый верх. Между тем стрелки оставались внизу и отсюда поражали защитников вала, узнавая их по огню их выстрелов»