– Какой тебе праздник нужен, красавец? Только намекни, а я уж подскажу.

– Умели ведь раньше цыгане потешить душу. Сплясать, спеть, приголубить. Говорят, в Москве и теперь есть кабак с цыганами на речном пароходе. Может, найдется у вас ресторанчик такого плана?

– Рано еще, красавец, в ресторанах гулять. Сейчас там одни уборщицы как сонные мухи ползают. Музыка, сам знаешь, только вечером. Только нет в ресторане настоящих цыган, одни ряженые. Разве сядет цыган на одном месте, чтобы каждый день на хозяина работать? Ни за какие деньги! А что теперь за деньги, даже в кармане не позвенишь.

– Это точно, – охотно согласился Атаман.

– Пойдем, я тебе помогу. Только позвоню предупредить. Нет при себе мобильника?

– Оставил дома. С этим мобильником, как на привязи. Всякий может тебя достать, нагрузить. Не хочу, чтобы меня грузили до конца недели.

– И правильно. Надо же человеку когда-нибудь отдохнуть.

Подойдя к телефону-автомату, цыганка сунула в прорезь тонкую шпильку и позвонила без карточки. Быстро заговорила на своем древнем языке, двигая начерненными бровями. В голосе звучала энергия убеждения. На этот раз она не была смягчена ласковыми интонациями, а изливалась бурно и энергично.

Скоро Юрий оказался в частном доме на окраине Ростова с покосившимся забором и заросшим травой участком. Большая лохматая собака непонятной породы гавкнула на незнакомца несколько раз, но не слишком злобно. На пороге Терпухина с распростертыми объятиями встретил пожилой цыган, его лохматые свалявшиеся кудри точь-в-точь напоминали шерсть дворовой собаки.

– Милости прошу. Дорогому гостю всегда рады.

Из прихожей из-за спины цыгана послышалось хоровое пение на три голоса.

– К нам приехал, к нам приехал наш Юрочка дорогой!

Здесь теснились три цыганки в возрасте от девичьего до сорока с лишним. Все три при полном марафете – кольца, серьги, смуглые руки с ярким лаком на ногтях, цветастые платья до пола.

Одна держала пластмассовый поднос с полным фужером. «Если и подсыплют какой порошок, то не в первую рюмку», – подумал Терпухин.

– Пей до дна, пей до дна! – из-за спины Атамана присоединились еще два голоса – Софы и кудлатого хозяина.

Опустошив в два глотка фужер, Терпухин почувствовал, как ледяная водка согревает пищевод и желудок.

У кудлатого в руках оказалась обшарпанная гитара с облезлыми переводными картинками. Он провел по струнам и защипнул последнюю. Крепко прижав пальцем лад на грифе, он будто старался вдавить струну в дерево, отчего высокая нота вибрировала и стонала.

«Быстро, однако, берут в оборот. Не размусоливают».

Кудлатый цыган взялся наигрывать несложную мелодию. Но со слухом у него было слабовато, бренчал кое-как.

– Есть не хочу, – предупредил Терпухин Софу. – С выпивкой тоже не гоните. Расскажите что-нибудь интересное, жизненное.

– Ох, красавец, – вдохнула Софа. – Жизненного вокруг столько: хоть стой, хоть падай.

– Одна хорошая женщина на прошлой неделе из Сибири сюда специально самолетом прилетела, – начала самая старшая из цыганок. – Меня поблагодарить. В прошлом году гостила здесь у матери, и я ей погадала. Еще советы дала, как быть. Так ей помогла, так помогла. Теперь зовет к себе в Хабаровск, у нее там фирма своя. Говорит, кучу богатых клиентов найду, буду как сыр в масле кататься.

Младшая из цыганок бросала на рассказчицу недовольные взгляды. По молодости лет ее пока еще коробило такое вранье.

– Слышали, что с табором нашим на днях случилось? – вставила она, загоревшись от негодования румянцем.

Двинув бровями вверх-вниз, Софа прошипела ей несколько слов по-цыгански. Соображай, мол, когда и о чем вякать. Гостя надо охмурить, поднять ему настроение, а ты о плохом вспоминаешь.