Зато Терентьева в эту секунду отрезала:

– А в личной жизни у меня еще лучше. Ой, черт… – и, судя по ее вдоху, она, выронив тушь, теперь наклонялась, чтобы ее поднять.

Исаев прислушался к неразборчивым шорохам и Наташиному брюзжанию: «Что ж за день-то такой сегодня, а?» и предложил:

– Слушай, если я не вовремя, давай я тебе попозже перезвоню?

– Не надо. Я же сказала, что я могу говорить!

Она все-таки выплеснула на него свое раздражение.

– Хорошо, я тебя сейчас отпущу, – Андрей глубоко вздохнул. Утро было слишком хорошим и солнечным, чтобы ссориться со своей бывшей или завязнуть с ней в придуманном ею конфликте. – Только не нервничай и ответь мне всего на два вопроса: что на самом деле у тебя с твоим поклонником и почему ты отказалась назвать мне его имя? Он что у тебя, Волан-де-Морт1? – произнеся это, Андрей пытался снять напряжение юмором, но вместо этого к нему самому пришло стойкое чувство, что вот теперь он точно полез своей экс прямиком в душу.

– Ха-ха, ужасно смешно. А как у тебя с твоей Ирой? – Терентьева ощутимо повысила голос, и Андрей закусил губу:

– Спасибо, у нас все нормально.

– Вот и у НАС все нормально. И кстати, не волнуйся: мне МОЙ вчера эсэмэску прислал. Написал, что едет в командировку, что скучает по мне и спросил, что мне привезти. – Наташа говорила отрывисто, резко. Потом вроде опомнилась: – Правда, он не сказал, куда он едет. Но и я, в общем, его не спрашивала.

– Своеобразно. – Исаев прищурился, рассматривая желтый сигнал светофора, к которому он как раз подходил.

– Ну уж как есть! – Еще одна пауза, на этот раз долгая. А потом Наташка насторожилась: – Андрей, у тебя что-то не так? Ты во что-то влип?

– Нет. – У светофора загорелся красный «глаз».

– И все же? – Вот теперь уже она настаивала на ответе.

– Наташ, пока все хорошо. – Голос Исаева звучал ровно. Но вместо того, чтобы успокоить ее, это произвело на Терентьеву обратный эффект. Едва она услышала от Андрея, что у него всё хорошо, как в голову ей соскользнула мысль, полночи не дававшая ей покоя.

– Наташ, ау? – окликнул ее Исаев.

Но она уже просто его не слышала.

«У меня все хорошо» – вот его типичный ответ на любой мой вопрос. И так каждый раз, когда я расспрашивала его о работе, делах, о том, что у него на душе… Исаев, я же чувствую тебя! А ты… ты, видимо, только со своей будущей женой соловьем разливаешься?!» И ревность острая, едкая, очень болезненная настолько взвинтила градус, что Терентьева, уже не сдерживаясь, зашвырнула кисточку в тюбик с тушью.

– Знаешь что? – выпалила она. – Перестань меня опекать. И прекрати мне звонить. И не смей приходить ко мне в «Тео». И не лезь в мою личную жизнь.

– Наташ…

– Или мне напомнить тебе, что это ты меня бросил?!

– Наташ, остановись.

Но в этот момент она уже не разбирала ни своих, ни чужих.

– Да катись ты к черту, Андрей! Женись на ней. Хочешь, рожай с ней детей. Люби ее и будь счастлив… Если сможешь, конечно!

И она бросила трубку.

В этот момент светофор переключился на зеленый сигнал. Шагнув на пешеходную зебру, Андрей еще секунды две послушал злые короткие гудки, после чего пожал плечами и убрал телефон в карман:

«Вернусь из Праги и пробью номер этого типа по своим каналам. А насчет тебя, моя дорогая, мы поступим так: сначала ты успокаиваешься, а потом мы с тобой разговариваем».

Андрей не знал, что в эту секунду Наташа стояла у зеркала и, запрокинув голову, глотала жгучие слезы. Он не знал, что она, сжав кулаки, шептала: «Черт, черт… Ненавижу!» Зато он знал другую, более важную вещь: этот тип, появившийся в жизни Терентьевой, почему-то весьма его напрягает. И с помощью Наташи или без нее, но с этим он разберется…