Еще Кимми стала замечать, что мама не может больше и минуты усидеть без дела: она всегда занята, постоянно суетливо мечется по дому. Если задуматься, становилось ясно, что мама всегда была такой. Днем раньше, когда Кимми лежала на кушетке и попросила маму, чтоб та ее обняла, вид у мамы был крайне озадаченный, как будто ее испугала мысль о такой тесной близости к дочери. А в тот день, когда Кимми после обеда поцеловала ее в щеку, она внезапно отпрянула, а потом вытерла то место, где Кимми коснулась ее кожи.

Как гласило одно из правил дома, к завтраку все должны были выходить одетыми, но в последнее время мама умудрялась переодеться только к шести часам, перед приездом с работы папы. Кимми понимала, что это что-то значило в отношениях родителей. Возможно, мама не хотела, чтобы папа знал, как она крутится весь день по дому или что она все еще такая же грустная, как была раньше. А может быть, это значило вот что: важнее, чтоб казалось, что у тебя все хорошо, чем чтобы все было хорошо на самом деле.

Кимми тоже стала с тех пор по-другому относиться к правилам. Действительно, то, что касалось игрушек в гостиной, могло иметь отношение к безопасности Стэйси, но правило о тихом часе никак ее не затрагивало. Оно действовало потому, что мама не хотела, чтобы Кимми была рядом. Мама придумала правило про тихий час, чтобы побыть одной.

Когда в следующий раз Астра влезла в окно, свитера Кимми на ней не было, бурое платье местами намокло, к влажным ногам прилипли семена травы.

– Где это ты так промокла? – удивилась Кимми.

– Стирала на речке. Оставила наш свитер сушиться на камнях.

Кимми сморщила нос и уставилась себе на ноги, в животе у нее заурчало, как будто она только что выпила стакан солодового уксуса. У нее возникло такое чувство, что больше она свой свитер не увидит.

Тем не менее, желая, чтобы тихий час прошел как положено, она сделала вид, что все у нее в порядке, и спросила:

– А почему ты сама стираешь свои вещи?

– Я сама и стираю, и готовлю, и в огороде работаю. Я не такая, как ты, не сижу в запертой клетушке, как курица на птицефабрике, – резко сказала Астра.

Это уже было слишком. Кимми пришлось сделать над собой усилие, чтобы сдержать слезы.

– Я тебе не курица.

– Я же не говорю, что ты в этом виновата. Я только хочу сказать, что ты уже родилась в такой ненормальной обстановке. – Астра вскинула густые брови, глаза ее блестели. – А знаешь, я принесла кое-что тебе показать. Мне это помогает, когда у меня неприятности, вот я и подумала, что тебе это поможет с твоей семьей.

Она опустила руку в карман, вынула небольшой серебристый предмет и дала его Кимми. Он был прохладный, увесистый, странной формы – похож на игральный кубик, только граней у него было больше.

– Это что такое? – проговорила Кимми.

– Он называется декаэдр, это такой десятигранник. Мой волшебный талисман. Мне дал его Рэймонд, но сначала он принадлежал Глории.

– А Глория – это кто?

– Мать, которая меня родила.

– Значит, Рэймонд – это твой отец?

– Конечно. А кем же, ты считаешь, он еще может быть?

Кимми пожала плечами. Ей хотелось спросить, где же тогда мать Астры, потому что, хотя ее мама и была строгой, хотя она слишком много внимания уделяла малышке Стэйси, даже представить было невозможно, чтобы не видеться с ней каждый день.

– Ладно, не о том речь, – продолжала Астра. – У меня декаэдр всегда с собой, потому что Рэймонд сказал мне, что эта штука знает ответы на все вопросы во Вселенной. Тебе только надо задать декаэдру вопрос. Давай попробуй его спросить.

Кимми взглянула на кубик. Ей показалось, что он слишком мал, чтобы обладать таким могуществом.