В известном труде Джорджа Лаймана Киттреджа «Колдовство в средние века: Подлинная история магии», опубликованного в начале прошлого века. обращают на себя внимание фрагменты, касающиеся распространения феномена магического сознания. Так, на основании огромного массива изученных им материалов Киттредж утверждает следующее: «Вера в колдовство является всеобщим наследием человечества. Она не связана с каким-то конкретным временем, только одной расой или формой религии… В XVII веке вера в ведовство была практически повсеместной даже и среди образованной части населения, что же касается простого народа – то тут она была просто всеобщей» (Дж. Л. Киттредж, цит. по изд. 2009).

Это очень интересный и глубокий вывод, особенно если иметь ввиду, что практически все эти люди, о которых здесь говорится, считались и являлись – по всем учитываемым «стандартным» признакам – истовыми христианами, т. е. адептами доминирующей религиозной конфессии. По наблюдениям Киттреджа такая же ситуация имела место и в современную ему эпоху: «Большинство людей до сих пор верят в существование той или иной формы колдовства… Вера в ведовство проявляется сама по себе внезапно и вне зависимости от какой-либо хронологической закономерности».

Мы бы здесь сказали, что такого рода констатация – прозрачный намек на активность депримированной, но пока еще сохранившейся способности человеческой психики к первичному гнозису, которая проявляется в том числе и в таких спонтанных «всплесках» феномена магического сознания. Это и некий намек на то, что стандартно практикуемые «механизмы» вовлечения населения в какие-либо религиозные конфессии в существенной части проходят «по касательной», то есть вообще не имеют отношения к этому особому способу постижения человеком грандиозной панорамы «объемной» реальности.

Духовные практики как проявление гнозиса

При всем многообразии этого, достаточно распространенного явления, обозначаемого общим термином «духовные практики», здесь просматриваются аналогии с историей появления, мифологизации и ритуализации первородного гностического опыта. Что, с одной стороны, наталкивает исследователей на мысли о существовании некой пунктирной – параллельной «океаническому течению» мировых религий – ветви гностической традиции, которая, как птица Феникс, возрождается при малейших признаках кризиса в этой деликатной сфере. А с другой стороны – приводит к выводу о том, что способность психики человека к гностическому способу познания реальности оказалась достаточно жизнеспособной, и она – как зеленые побеги бамбука – периодически «прорастает», круша бетонные плиты религиозных и научных догм.

В данной связи, особый интерес представляет панорама историографии, описывающей процесс зарождения и концептуализации духовных практик. Такой интерес с одной стороны обусловлен тем обстоятельством, что духовные практики, хотя и «соседствуют» с ареалами оформленных магических традиций и религиозных верований (а по мнению многих серьезных исследователей – являются истинными «прародителями» этих, более поздних цивилизационных феноменов), тем не менее, обнаруживают весьма специфические черты, позволяющие идентифицировать данный сектор как самодостаточный ареал «царства духа». С другой стороны, существуют многочисленные свидетельства повышенного интереса интеллектуальных, культурных и даже политических элит именно к сектору духовных практик в кризисную эпоху Нового времени. А в самые последние десятилетия – т. е. в эпоху Новейшего времени – можно говорить о подлинном всплеске такого интереса.