Неужели Лаури или кто-то другой знал фразу, которая могла его спасти?

Консолидация власти.

Неоправданный риск.

Вперед и вперед.

Без движения нет размышления.

Как бы не так. И, однако, среди этого хаоса и бурления вокруг чья-то знакомая рука вдруг ухватила его за запястье и рывком потащила за собой наверх. Словно он не был лишь сгустком обрывистых и постыдных воспоминаний, израненной тушкой, обрывком тайнописи, но кем-то заслуживающим его спасения, кем-то, кого еще можно спасти.

Он брыкался, бил ногами пустоту, словно висельник, а рыбный косяк снова сплотился, и в тело его тыкались сотни этих гладких и одновременно шершавых носов, а он поднимался все выше, и вокруг потемнело от потока быстрых мелькающих тел, этой нескончаемой плоти, образующей ненасытный вихрь, из которого он мог вырваться, а мог и сгинуть в нем навсегда.

А потом они оказались на берегу, и Кукушка зачем-то принялась целовать его. Целовала крепко, жадно, до синяков на губах, давила на грудь, а когда он открыл глаза и посмотрел ей в лицо, зачем-то перевернула на бок. Изо рта хлынула вода, затем потекла уже тоненькой струйкой, он приподнялся на руках, глядя на мокрый песок, крохотные пузырьки прибоя терлись о его руки и тут же лопались.

Солнце грело спину, но воздух был прохладен. Их выбросило на длинную и широкую полосу пляжа, окаймленного низкорослыми соснами и деревьями с голыми черными ветвями, искривленными от ветра. Ему не нравилось, что он так устал, так голоден и промок насквозь. И что его умению контролировать ситуацию брошен вызов.

Перед ним растянулась длинная тень Кукушки.

– Значит, точка выхода была посреди океана? – еле выдохнул он.

– Выход ко входу – один к одному. Точка входа находилась в море, так что определенный смысл в этом есть.

– Смысл. – Он выдавил слабую усмешку, потом засунул руку в карман брюк, где лежали три разрозненные страницы, выпавшие из рукописи Уитби, те, что он успел подхватить. Хоть и маленькая, но победа?

Смысл опять начал ускользать от него, когда она, несмотря на то что к востоку среди деревьев вырисовывались очертания маяка, заявила, что идти надо не туда, а в глубь острова.

– Ты не понимаешь, – возразил он, удивленный тем, что между ними вновь так быстро возникли споры. – В маяке оружие и… журналы.

Она расхохоталась:

– Журналы? Стопка никому не нужных дурацких отчетов. Думаешь, призраки членов всех этих погибших экспедиций не жалеют о том, что сунулись туда? Нет, на маяк мы не пойдем. По крайней мере не с самого начала.

Он явно упускал что-то существенное, осязаемое.

– Но базовый лагерь…

– Базовый лагерь слишком близко к башне, а значит, и к эпицентру.

Внутри, согревая его, начал разгораться гнев.

– Но ты не можешь просто…

– Мы не пойдем в базовый лагерь, – сказала она. – Двинемся в глубину острова. Туда, куда пошла бы биолог.

Да, вот так. Он полностью потерял контроль.

И вот теперь, на четвертый день пребывания в Зоне Икс, Контроль брел следом за Кукушкой, пробирался сквозь высокую траву – смущенный, пристыженный и усталый. Выспаться не удавалось, ночами одолевали насекомые – зудели, стрекотали, пищали над ухом. А в уме меж тем уже начало формироваться большое и невидимое темное пятно, расплывающееся за пределами Зоны Икс, как вода, вытекающая на скатерть из бокала с трещиной.

Хуже того, он испытывал притяжение, исходящее от Кукушки, хотя с виду она была к нему равнодушна, хотя порой они спали обнявшись, просто чтобы согреться. Неожиданный восторг и прилив нежности от этого случайного соприкосновения. И, однако, в тот момент, когда он пересек границу, она отодвинулась от него, подав недвусмысленный и не подлежащий обсуждению сигнал. Поэтому он снова начал называть себя Контролем – из необходимости, стараясь дистанцироваться от ситуации, внести в нее какое-то подобие объективности. Мысленно вернуть ее в комнату для допросов в Южном пределе и наблюдать за ней через одностороннее зеркало.