Вдруг Юн сказал:

– А этот стих и есть твое наставление студентам?

– Именно. Мне даже неловко…

В комнате наверху зала Высшей Добродетели, где принимали гостей, висело четыре свитка, на каждом из которых виднелась надпись:

Сердце не ведает добра и зла —
Они рождаются в нашем сознании.
Благомыслие есть познание их.
Творить добро и искоренять зло —
Значит постигать суть вещей.

Ректор всю жизнь занимался учением о духовном самосовершенствовании, говоря, что оно необъятно, как мир, но уместил всю суть в эти четыре строки и назвал их «Единство познаний и действия». Вне дворца младшее поколение заучивало его наизусть.

Тиду тщательно осмотрел все свитки и сказал:

– Друг мой, сама вселенная становится нашим сердцем, если в нем нет ни зла, ни добра. В таком случае мысли, знания и материальные вещи не выходят за пределы вселенной, а значит, не делятся на злые и добрые. Почему же их так разграничивают?

– Истинные мысли не хорошие и не плохие, действия уже можно разделить, а знания – источник действий. Постижение сути вещей достигается через повышение знаний, и тогда понимаешь: ради добра нужно искоренять зло, – рассуждал Янмин.

У Цю Цзюя пошла голова кругом, он подумал: «О чем говорит этот седой школяр?»

Старик Юн с радостным лицом воскликнул:

– Теперь все понятно!

Два человека обменялись любезностями, и тиду сказал:

– Время позднее, нам уже пора. Милый друг, не будь я глупым евнухом, то остался бы в академии учиться у тебя.

В действительности Чжан Юн был старше Ван Янмина на несколько лет, но говорил с ним крайне вежливо. Ректор, поддерживая этот стиль общения, поблагодарил приятеля и попросил Ван Цзи, своего лучшего ученика, проводить гостей. Подслушав разговор наставника и его друга, молодой человек мигом зауважал старика Юна, подумав: «Не ожидал от евнуха, хоть и обладающего властью, такой образованности. Правду говорят, нельзя судить книгу по обложке». Четверостишие-наставление, кстати, Цзи знал назубок, хотя никогда не думал, что первая строчка противоречит остальным трем. Однако господин Чжан не только понял это, но и, вопреки ожиданиям студента, вступил в спор с автором, по-настоящему взбудоражив парня.

Покинув академию и спустившись с горы, тиду с телохранителем поднялись в паланкин и отправились в путь. Через какое-то время старик Юн тихо заговорил:

– Цю Цзюй, пусть разведчики проверят всех людей ростом метр восемьдесят пять и выше, которые появлялись здесь в последние три дня.

Телохранитель ничего не понял из разговора своего господина и ректора академии. Среди Восьми тигров, конечно, были умные и начитанные, как Вэй Винь, а некоторые знали от силы пару иероглифов. Демон Цзюй относился к последним. Поэтому даже предположить не мог, что такого в словах собеседника услышал старик Юн, раз отдал столь необычный приказ. Стыдясь своих умственных способностей, телохранитель пробубнил:

– Есть.

В академии ведут занятия даже студенты, вплоть до новеньких. Всего таких «преподавателей» насчитывалось около тысячи. Ростом выше пяти чи и пяти цуней из них должны быть около двухсот человек. Это словно искать иголку в стоге сена, хотя… подчиненных у главного евнуха много. Цю Цзюй в нерешительности спросил:

– Только скажите… Вашего друга тоже проверить?

Ректор подходил по росту под «критерии отбора», и телохранителю показалось, будто тиду забыл об этой детали. Янмин был близким другом старика Юна, потому мужчина не хотел разгневать его и обидеть господина Вана.

Евнух Чжан ничего не ответил и лишь стучал пальцем по столу. Демон Цзюй ничего не заметил, но старику кое-что показалось странным в их разговоре с ректором. Если раньше эти двое шли к одной цели и придерживались примерно одних взглядов, то сейчас все изменилось.