Масками был увешан весь его кабинет. И в зависимости от настроения, подчиняясь какой-то внутренней потребности, он снимал со стены ту или иную личину и, разглядывая трещины и щербины на ее поверхности, получал ожидаемый заряд энергии.

В его коллекции имелась и настоящая жемчужина – старинная нефритовая погребальная маска. Человек, у которого Анисимов купил эту маску (дело было в Ираке), – утверждал, что прежде она принадлежала жрецу, который надевал ее перед каждым жертвоприношением. У Игоря не было оснований не верить этому человеку (он сам откопал ее в развалинах древнего города). Так и вправду может выглядеть только тысячелетняя вещь. Нефритовая поверхность маски была покрыта тонкими трещинами. Отполированная до блеска многими прикосновениями, она была осколком канувшей в небытие истории. Маска была украшена рогами. Рога были длинные, с многочисленными отростками. Вместо глаз вставлены хорошо обработанные раковины с перламутром. Неведомый резчик был настоящим мастером своего дела. От маски так и веяло какой-то потусторонней силой.

Словом, вид у маски был вполне угрожающим. Но что удивительно, неведомо откуда появлялась бодрость духа, стоило только подержать ее немного в руках.

Игорь снял маску со стены. Повертел в руках, разглядывая каждую трещинку, словно держал ее впервые. Маска сочетала в себе черты какого-то диковинного существа и человека, и, глядя на нее, охотно верилось, что она была свидетельницей многих самых страшных ритуальных убийств.

Анисимов невольно поежился. До чего только не додумаешься, глядя на такую красоту. Обратил внимание на то, что перламутр раковин, вставленных в глазницы, слегка потемнел, что, впрочем, не отразилось на красоте личины. Повесив маску на место, Игорь вернулся за стол. Взяв ручку, он раскрыл записную книжку.

В этом запутанном деле нужно действовать осторожно, с оглядкой, и первое, что следует сделать, – как можно больше узнать об этом Никитине. Подчеркнув запись, он поставил в ее конце восклицательный знак.

Ладно, можно и отдохнуть. Анисимов открыл холодильник и вытащил запотевшую бутылку. Налив водку в рюмку, он опрокинул ее в рот. Огненная ледяная струйка обожгла гортань. Анисимов хрустнул маринованным огурчиком. Приятное тепло разлилось по всему телу.

«Русский Размер» не подвел и в этот раз!

Единственным человеком, которому разрешалось входить в его кабинет, был четырехлетний сын Мухаммед. Постояв у дверей, мальчик поднял руки и попросился на колени. Отложив в сторону книгу, Исрафил посадил сынишку рядом.

– Ты слушаешься свою маму?

Темноволосый, с невероятно синими глазами, доставшимися ему от русской матери, Мухаммед был любимцем всех родных.

– Она мне не мама, – неожиданно серьезно ответил мальчик.

Исрафил нахмурился – с подобным поведением ребенка он сталкивался впервые.

– Вот как… А кто же тогда твоя мама?

– Вот она. – Мальчик показал на небольшой портрет в рамке, стоящий на рабочем столе Исрафила.

– И кто же тебе это сказал?

– Ильмира, – назвал он имя младшей жены. – Это правда?

Исрафил дал себе слово никогда не лгать сыну. Не думалось, что это окажется так трудно.

– Правда.

– А почему ее нет с нами?

Стараясь не показать своей растерянности, Исрафил отвечал как можно спокойнее:

– Потому что она сейчас далеко и не может быть с нами.

В дверь заглянула старшая жена и по каким-то ей одной известным признакам догадалась, что муж сердит и нуждается в ее помощи. Она вошла и, взяв у Исрафила мальчика, вынесла его из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

Закрыв глаза, Исрафил некоторое время сидел молча, стараясь отыскать себя прежнего. Никто из ближних не должен видеть, что его губы перекошены от злобы. И только успокоившись, он негромко позвал: