– Стой! – окрикнул меня Синоптик и скрылся за дверью. Через пару мгновений появился снова. В руках он держал портмоне с тиснёным узором в виде ковбойской шпоры. Вытряхнув из кожаной утробы бумажника несколько купюр, протянул их мне. – Возьми-ка, а! Попей пивка, поиграй в шахматы со стариками в парке!
– Совсем… да?
– Ну, что ты кобенишься, как упрямый ишак под забором? Дают – бери, бьют – беги. Такая, знаешь, нехитрая житейская мудрость. По жизни пригодится!
Синоптик не стал дожидаться, пока я облачу туманные мысли в готовые предложения: запихнул деньги в мой карман и быстро просочился обратно за дверь, на прощание оттопырив большой палец в согнутом кулаке.
– Сам… ишак! – запоздало крикнул я через дверь, когда замок уже отсчитал два оборота.
Единственное прибежище, способное принять меня без условий и обязательств, была кухня. Но едва эта мысль укрепилась в голове, зацепившись нейронными связями за извилину, отвечающую за опорно-двигательный аппарат, с лёгким хлопком, похожим на жидкое одиночное рукоплесканье, потемнело в глазах, будто резко выключили свет. Впрочем, так оно и было, хотя, чтобы это понять, потребовалась пара долгих мучительных секунд.
Замки заворочались в дверях – в коридоре послышалась череда нервно-раздражённых голосов. Я в надежде прислушался к замку своей двери, но по ту сторону не спешили отворять засовы. Зачем любовникам свет, им и так вольготно.
По коридору вспыхивали огоньки зажжённых спичек и зажигалок, мерцали экраны мобильников, кто-то нарочито громко щёлкал тумблерами на щитке: безрезультатно.
– Похоже обесточена вся улица, – сказал кто-то, силуэтом шарахаясь у чуть светлеющего проёма окна. – Коммунальщики, суки, опять мудрствуют!
Эти последние слова подействовали для обитателей общежития чудесной успокоительной пилюлей. Беспросветная безысходность и фрустрированный трагизм, в общем, штатной ситуации заставили отгреметь последние недовольные голоса и расползтись немногочисленных жильцов по комнатёнкам – дожидаться уготованной им участи.
Осторожно спустившись ниже на этаж, подсвечивая дорогу светодиодно-телефонной вспышкой, я обнаружил что коридор и кухня отданы на растерзание людей в комбинезонах, которые очевидно служили не следствием, а причиной отключений. Световые блики на их налобных фонарях создавали немного дискотечную атмосферу, её усиливал льющийся из неведомого хрипловатого динамика попсовый мотив. Исполнитель как раз упражнял голос в припеве, натужно надрывался: «Девочка в платьице белом, ты так умело двигаешь телом мне назло, девочка в платьице белом, с ума свела смело! Что ты наделала?!» Рабочие, разматывающие силовой кабель из деревянного барабана, работали с ленцой и так же полегоньку, вяло поругивались матом, обвиняя друг друга в случившейся оказии.
– Баран ты, Владик, запитал фазу на ноль!
– Ильич, тут схема необычная! Народ электричество тырит, а я виноват.
– Влад здесь при чём? Олегу надо говорить, пусть берёт «кошки» и лезет на столб.
– Нашли крайнего, да? Я что подвязался, за другими косяки подбирать?
– Олежа, электромонтажник-высотник у нас ты, а на столб лезть по любому! Ильич, ну скажи!
– Да пошли вы… оба!
Для умиротворения и уединённости здесь было слишком людно. Не думая, решил отступать. В виду отсутствия электричества слово «сбежать» не подходило. Преждевременные радости относительно работающего лифта выветрились быстро, как плохо укупоренный фейковый парфюм. Пришлось, с частыми остановками, медленно спускаться обратно вниз по тёмным лестничным пролётам. Когда я наконец вырвался из мерклых объятий коммунального склочника, привыкшим к темноте глазам предстало зрелище одновременно отвратительной унылости и грандиозной фееричности.