Она снова сощурилась, фокусируя мутный взгляд на мне, но в её усталых глазах я так и остался неузнанным. Осторожно, повторяя изгибы убогих интерьеров кухни, она двинулась вдоль стены к газовой плите.

– Слышь, Поликарповна, вали отсюда нахер! – зло сказал Синоптик, отряхиваясь и поднимаясь на ноги.

Женщина растерянно мигнула, тряхнула – не то от обиды, не то от злости – сальным подбородком и, схватив чайник, заковыляла прочь из кухни.

– В тебе, лейтенант, много злости сидит, – сказал я, растирая лиловую шею, – а лычки и звёзды не дают никакого права эту злость распылять на окружающих.

– А ты знаешь, что эта общага построена на тифозных костях? – неожиданно спросил меня Синоптик. – На этом самом месте в войну была больница для тифозников. И морг. Прикинь?

– Откуда знаешь?

– От этой полоумной бабы, – Синоптик покивал на коридор. – Мама ейная в той больнице лежала, когда авианалёт случился. Ну, там, понятно, ковровая бомбардировка, прямое попадание в дом. С тех пор травма у человека душевная – мля, на всю голову. Горжетку из драной лисы никогда не снимает, типа в память, и живёт в этом свинушнике тоже типа в память, а у неё, между прочим, пустует свой дом где-то в Белужках. Присела мне на уши с этой историей. Нафига ты мне это рассказываешь, спрашиваю. Мне то что? А она отвечает: земля под нами кишит инфекцией. Ковырни ногой и полезет палочка. Вот пойду на задний двор, накопаю хризантемок и подарю тебе. Привет от мамы такой. Нормально, да? – Синоптик покрутил пальцем у виска. – Так что зло – понятие очень объёмное. Ты с этим поаккуратнее, сосед.

– С чем поаккуратнее? – поинтересовалась Тата, незаметно появившись на кухне. Одетая в экстремально длинное, до щиколоток платье-футляр с широким воланом на поясе, она выглядела как модница, сбежавшая с подиума и случайно набредшая на поляну с лубяной избушкой бременских разбойников.

Я даже невольно запел, навеянный мотивом: «Ой-ля-ля, ой-ля-ля, ех-ха!», но вовремя спохватился, поймав на себе удивлённый взгляд Синоптика, замолк.

– Это я объяснял Киму, чтобы он вёл себя поаккуратнее с тобой! – ухмыльнулся Синоптик и подскочил к Тате. Наклонился к ней, приглаживая по-мальчишечьи короткие, чёрные как смоль волосы, и громко чмокнул в губы. – Мою девушку никому трогать не дозволено!

– Я и не трогал! – обиделся я на невинное враньё Синоптика.

– Ну, это я так, на перспективу! – уточнил Синоптик. – На тот случай, если захочется.

– Если захочется, он меня спросит! – сказала Тата и выразительно посмотрела в мою сторону. В ухе блеснула серьга-каффа в виде серебряной змейки. – Видно же, что Ким не какое-нибудь быдло, а вполне адекватный, воспитанный молодой человек!

– Я понял – это намёк, я всё ловлю на лету, – пропел Синоптик, – и вот за это я тебя конкретно…

– Зимин, твою мать, ты охренел! – Тата моментально сменила тон и потыкала в грудь Синоптика миниатюрным пальчиком. – Что это такое?

– Где? – насторожился Синоптик, отступив назад.

– Перед твоей наглой рожей.

– Это? Свитер.

– Вот именно! Свитер, который я подарила тебе. И во что ты его превратил? – Тата попыталась придать обвисшему шерстяному изделию его привычные размеры. – Ну ты и гад!

– Ничего, после стирки сядет, – пообещал Синоптик.

– Да, – сказал я, чувствуя свою причастность к проблеме, и пытаясь как-то сгладить ситуацию, – у меня была кофта из пуха козы. Кофта как кофта, в мой размер, а постирал – рукав стал до локтя. Вообще, вещи крупной вязки даже полезно растягивать.

– Ты не защищай его! – сказала Тата. – У меня к нему претензий много. Вот, к примеру, почему не сказал, что будете на четвёртом? Я весь пятый оббегала: Синоптик, Синоптик, а Синоптика – нет.