Вспомнив стрижика, Мика загрустил.

Перо в ладони очень походило на перо стрижа формой и размером, но оно было не бурое, а белое с искрой, словно чистый снег на солнце. Птиц с такими перьями Мика не встречал.

А вдруг, правда, Город Снегов существует?

И что если тот дядька действительно колдун?

И что если где-то летают бело-серебряные птицы?

Мика выпрямил стерженёк. Надо будет склеить аккуратно, когда вернётся домой.

И выяснить, какой птице принадлежит это перо.

Наконец Мику выписали.

Родители отправились забрать его из больницы, а Элли ждала дома. Когда он вошёл, она бросилась к нему, как ни в чём не бывало, и Мика, обрадовавшись, думать забыл об их ссоре. Дети обнялись, и мама с папой облегчённо вздохнули.

Элли больше ни слова не говорила о колдунах и птицах. Его желание узнать, какой птице принадлежит белое перо, постепенно угасло, и он забыл, куда вообще спрятал подарок сестры.

Наступила зима, и дети ждали первый Новый год в новом городе.

В тот день снег валил огромными хлопьями, словно торопился укрыть голую землю и деревья. Зима была необычайно тёплой, снег падал и тут же превращался в грязную кашу. А сейчас даже небо было белым, и вокруг не было ничего, кроме этой слепящей белизны.

Под вечер, Мика и Элли, смеясь, выбежали во двор.

– Мазила! – захохотал Мика, уворачиваясь от снежков. Убежал за горку и закидал сестру. Она упала на спину. Мика упал рядом.

– Как красиво, – глядя в темнеющее белое небо, прошептала Элли, на её ресницах не таяли снежинки, волосы, выбившиеся из-под шапки, заиндевели. – Наш город как будто на облаках, как будто…

И замолчала.

– Ты похожа на Снежную королеву, – сказал Мика.

– Я не королева, а волшебница… А помнишь, как мы с тобой зимой убежали из садика?

– Помню, с нами ещё Колька удрал. Ты садик ненавидела, а там, по-моему, неплохо было.

– Не, там ужасно было. Лучше бы родители меня на работу с собой брали. Я бы тихо себя вела, – хихикнула Элли.

– Ты тихо не умеешь, – хмыкнул Мика.

– Знаешь, у меня ужасно болит голова весь день, и какие-то искры пляшут перед глазами, – вдруг пожаловалась Элли, – сейчас лучше, но всё равно не очень хорошо. Пойдём домой.

– Пойдём, – согласился Мика, – только разок прокачусь!

– Не стоит тебе этого делать, – пробормотала Элли и удивилась, – почему я так сказала? Кажется, тебе не надо на горку сегодня. Не знаю, как объяснить.

– Ерунда! Не сочиняй! – крикнул Мика и побежал на высокую ледяную горку.

Мика сам не понял, как это вышло, но его резко развернуло, и он ударился о бортик. Во рту стало солоно. Как он умудрился прокусить язык, Мика так и не смог объяснить ни родителям, ни врачу в приёмном покое, куда они приехали всей семьёй. Кровь не останавливалась, а кончик языка в буквальном смысле болтался. Язык распух, сделали анестезию, и Мика перестал чувствовать боль. Наконец рану зашили и можно было идти и встречать Новый год, до которого оставалась пара часов. Мика не мог говорить, у него выходило одно мычание, и Элли от этого было грустно и смешно одновременно. На скорую руку накрыли стол, Мике налили супа, и он сидел и печалился, что не может нормально ни есть, ни говорить, при этом первое было гораздо обиднее. Элли тоже ела суп, за компанию.

Под бой курантов папа пожелал Мике ничего не прокусывать и не ломать в новом году, Элли учиться хорошо. Все, кроме Мики, закричали «ура»! Мама зажгла бенгальские огни и заявила, что на улицу сегодня семейство не пойдёт, несмотря на ежегодную традицию ходить на городскую ёлку после двенадцати. Никто не возражал, поэтому все завалились на диван-кровать в гостиной и смотрели телевизор, пока не уснули.