– Удивляюсь, почему же я раньше этой темой не заинтересовался, – после третьей рюмки коньяку на голодный желудок говорил Миша, Юля курила и слушала. – Это же лежало на поверхности… Ха! Точно! Разметка лежит на поверхности… Да… Это же так просто! Разметка дорог в нашей стране и в нашем климате – это же навсегда. Это работу искать не надо! Да все в очередь ко мне будут стоять. Сколько держится разметка на асфальте? Не знаешь! Конечно, теперь уже полоски на дороге рисуют не краской и не кисточкой. Есть уже очень стойкие материалы, и техника появилась просто фантастическая. И фантастически дорогая, между прочим. Но всё равно, каждый сезон надо разметку обновлять. Климат такой. Да и машин уж очень много! А меньше их не станет, мы не дождёмся. Юля, представляешь, я узнал такую штуку! Оказывается, на Кутузовском или на Ленинградке за год в двух левых полосах движения просто колёсами автомобилей съедается… ну, то есть вытирается, два с половиной – три сантиметра асфальта. Каждый год! Какая там, к чёрту, разметка?! Любая сотрётся, будто и не было. Если зайти на эту тему, а я знаю, как туда зайти, то можно не бояться за спокойную старость. Пока будут дороги, работа будет постоянно. Представляешь?!
– Не представляю, – выпуская дым, сказала Юля. – Ты уже думаешь про спокойную старость? Рановато, дружок!
– Юля, не цепляйся к словам, пожалуйста! Ты всё время так говоришь, будто не понимаешь меня. Я всё время чувствую себя с тобой мальчишкой каким-то. А то, что я тебе рассказал… Я над этим, между прочим, уже давно тружусь, и в этом задействовано много людей и много денег. Это, знаешь, не художественная самодеятельность.
Миша всегда чувствовал, что сам разговаривает с Юлей, как мальчишка, ничего поделать с этим не мог, и ему это даже нравилось.
– Миша, наливай. Наливай и не говори при мне про спокойную старость, для таких разговоров я ещё не готова. Вот разменяю шестой десяток, вот тогда поглядим, на какие разговоры меня потянет. А пока уволь.
Они ещё выпили, ещё о чём-то говорили.
– Ой, кстати, – вдруг встрепенулась Юля, – я тут перебирала твои рисунки. Смешно! Давно их не смотрела. Юношеские, наивные, но есть и несколько хороших. Хочу их даже оформить, вставить в рамки и повесить. Ты не против?
– Да делай с ними, что хочешь, – скривился Миша, – только если ты их тут повесишь, я к тебе вообще приходить не буду.
Все Мишины рисунки студенческого времени и времён репетиций в гараже остались у Юли. Юля их берегла. Миша не рисовал уже давно и не любил свои старые рисунки, в которых было много юношеской романтики, символов и многозначных деталей. Он не хотел их видеть, как не хотел вспоминать свои стихи того же самого периода. Миша знал, что Юля где-то хранит и две его тетрадки с этими стихами.
Ничего особенного в том разговоре Миша не нашёл и не вспомнил. Он подумал только, что надо бы, наверное, свои рисунки и тетрадки забрать из Юлиной квартиры. Теперь они стали никому не нужны. Миша не думал о том, что они нужны ему. Просто Юля их почему-то берегла многие годы.
Он подъехал по указанному адресу чуть раньше времени. Пятиэтажный некрасивый дом выходил не на улицу, а прятался во дворе. В нужном ему подъезде, на первом этаже, располагались нотариальная контора и риэлтерская фирма. Вывески психотерапевта он у подъезда не нашёл. И подумал, что такой вывески и не должно быть.
Миша посидел, подождал. Он чувствовал волнение и какую-то заторможенность одновременно. Всё, чем была наполнена повседневная жизнь, все многочисленные детали, объекты интереса и внимания, многочисленные люди, новости и международные события, погода, звуки, запахи – всё отступило, притупилось и не отвлекало. Слишком много всего происходило внутри. Миша чувствовал, что начинает уставать от интенсивности переживаний и воспоминаний.