Ладонь на горле, рваное дыхание у лица. Проникновение. Этот великолепный мужчина наполнял Настю словно бокал горячим искристым шампанским. С каждым тугим движением все ближе, крепче, безумнее.

Руки держали, не давая сбежать, улететь, словно птице.

— Тш-ш-ш… девочка моя, для меня ты будешь кричать не сейчас, — приостановился, дразня, и девушка застонала, ловя выходящее из нее удовольствие, догоняя. — Сладкая девочка, такая горячая. Огонечек мой, Асенька.

— Да, — толкнулась навстречу, словно вызывая его на дуэль, руками подхватывая тугие полусферы груди, еще соблазнительнее, с удовольствием видя в зеркале жадный взгляд Беринга.

Влад обнимал ее жестом абсолютного собственника. Никому не отдаст. Снова плавное движение навстречу, снова головокружение от нахлынувших чувств.

— Хочешь? Скажи мне, — тихий рык в шею.

— Всегда. Еще, — смогла лишь пискнуть, падая на колени. Сверху ее накрыло лавиной, поймав на лету. Сознание уплывало, рассекаемое ударами мужских бедер о ягодицы. Безумная скачка, горячее , умопомрачительное наслаждение. И руки, они были снова везде, направляя, лаская, выбивая из головы последние остатки коротеньких мыслей.

Он уже просто рычал, двигаясь мощно, не видя, не слыша вокруг ничего. Последняя секунда рассудка — и в зеркале Настя увидела его лицо: на нем застыло выражение страсти, похожей на муку. Губы закушены, челюсти сведены, но глаза смотрели на нее, и не было во всей бесконечной Вселенной для Беринга фигуры важнее.

Удар, толчок, и они начали стремительный свой полет вдвоем, сплетаясь в один тугой узел, глубоко, неразрывно соединяясь и тихо постанывая, как и положено любящим, благоверным супругам.

Очнулась она, лежа на сидевшем в душевой кабине Владе. Он задумчиво перебирал темную медь ее волос, нежно и бережно. Наклонился к уху, целуя трепетно мочку и снова спускаясь на шею.

— Прости, мне сорвало все стоп-краны. За все эти дни я чуть с ума не сошел, ты нужна мне, как воздух. Женщина, я без тебя задыхаюсь. Безумие! В последний раз чтобы было такое, слышишь? Больше никаких семейных целибатов, — и тихое низкое следом. — Давай я помою тебя.

— Очень люблю. Пальчиком пошевелить не могу. Хочу, чтобы так точно утром и вечером и… что это было, Влад?

Тихий смех в волосы, шум струй воды, мягкие прикосновения пенистой губки.

— Семейная жизнь, моя радость. Любящий муж и супружеские обязанности.

Просто помыться у них получилось, хотя и с трудом. Настя выключилась раза два в процессе и совершенно уснула на руках Влада уже по дороге в постель, обернутая полотенцами и зацелованная…

Волосы ее, ставшие как никогда густыми и длинными за последние полгода, и так и не высохли до утра. И в зеркале поутру на Настю смотрело настоящее чучело огородное. Всклокоченное, с обкусанными и припухшими губами и мечтательным взглядом. Хорошо еще, было не жарко, и следы от зубов на плечах были целомудренно скрыты под плотной клетчатой рубашкой.

С трудом причесалась, осмотрела нехитрую их поклажу и, подхватив сумку, спустилась в гостиничный ресторан.

Влад с Ванькой уже сидели за столиком, что-то обсуждая очень оживленно.

— Представляешь, Нась, я поеду в лагерь для мальчишек-оборотней! Настоящий, военный, с отрядами, палатками, походом на лодках по бурной реке, рытьем землянок и даже перестрелками!

Кофе, любезно пододвинутый Берингом, застрял у нее где-то в горле. Настя закашлялась, поднимая глаза на совершенно восхищенного перспективами Ваньку.

— Э… Влад? Это все не опасно?

— Опасно, и трудно, и…

Она отодвинула чашку, вставая.

— Я против! Тебе, может быть, и все равно, и не жалко… — в эту секунду она взглянула в лицо Беринга и осеклась.