Он протянул руку, и его жена, поколебавшись, вложила ему в ладонь короткие толстые пальчики. Совсем не такие, как у королевы Ингери, снова некстати подумалось Брайсу, когда он сухо поцеловал руку жены и тут же ее отпустил.

– Просите у меня все, что пожелаете, – любезно сказал он, как сказал бы любому придворному, оказавшему ему услугу.

Катриона покраснела, что совершенно не шло к ее округлившемуся лицу. Потупилась, и Брайс опять испытал прилив беспричинного раздражения. Светлые боги, жена бесит его даже в тот момент, когда он должен испытывать к ней самые теплые чувства. Ведь она только что подарила ему сына…

И, если начистоту, не это ли было подспудной причиной его отвратительного настроения? Хотя Брайс боялся признаться в этом даже самому себе. Он мужчина и принц королевской крови. Мужчина и принц должен быть счастлив, когда у него рождаются сыновья.

– Мне ничего не надо, кроме вашего милостивого расположения, мой любезный супруг, – прошептала Катриона.

Брайс вздохнул. Как та злая ведьма из сказки, она требовала единственное, чего Брайс не мог ей дать.

– Я никогда и не лишал вас моего расположения, – сказал он, и она вздрогнула от этой лжи, так что ему на мгновение стало по-настоящему стыдно.

Они помолчали, слушая висящую между ними тяжелую тишину, которую ничто не могло заполнить или смягчить. Потом Катриона тихо спросила:

– Вы уже выбрали имя для нашего сына? Я… – она умолкла, и Брайс спросил:

– Вы – что?

– Я думала… может быть… Гарольд? В честь моего деда…

– Ну а почему бы тогда сразу не Айвор, в честь вашего отца? – улыбнулся Брайс.

От этой улыбки, на сей раз намеренно ледяной, бедная леди Катриона задрожала, как заяц за миг до того, как в горло ему вопьются волчьи зубы.

– Простите… я… мне подумалось…

– Ваше дело – рожать детей, моя леди, а не думать. И с этой обязанностью вы справляетесь блистательно. Не стоит отягощать себя лишними заботами.

Ну вот и все, он успешно загнал пугливого крота назад в земляную норку. Прекрасно, Брайс. Ну как, сполна доволен собой? Он сцепил зубы, отворачиваясь и собираясь выйти, когда его жена подала голос из своей норы, глухой и едва различимый:

– Мой отец спрашивал, когда вы удостоите его аудиенции. Ему срочно необходимо вас видеть… мой любезный супруг.

Брайс коротко кивнул и вышел прочь.

Не знай он, какой панический страх его жена испытывает перед собственным отцом, был бы уверен, что она шпионит для него. Впрочем, в этом не было особой необходимости – роль шпионки при Брайсе вполне могла выполнять вездесущая леди Аллена или дюжина других фрейлин Катрионы, привезенных ею из родового замка Корстли. Яннем, разумеется, распорядился заменить почти всех, но в двух или трех они все еще не могли быть уверены и удалить их тоже не могли, потому что Катриона знала этих женщин с детства и была к ним слишком привязана. А лишать последнего утешения бедную женщину, глубоко несчастную в браке с ним, Брайс все же не решался. Они с Яннемом когда-то крепко поссорились из-за этого, и это был один из относительно нечастых случаев, когда Брайсу все же удалось настоять на своем. Яннем всегда прислушивался к нему, всегда принимал его мнение к сведению, но редко ему уступал.

Вообще их отношения за эти пять лет стали несколько… странными. Брайс не кривил душой, сказав леди Ингёр, что Яннем просто не доверяет ему менее, чем другим. Даже если сам Яннем считал иначе. Пять лет царствования изменили Яннема, и не в лучшую сторону. Он повсюду видел врагов, не выходил из собственных покоев без охраны, ел только в присутствии Брайса, полагаясь на его способность определить, не отравлена ли пища – в том числе магией Тьмы, ведь Яннем не понаслышке знал, что это весьма надежный способ незаметно убить человека. Вернувшись с Даргора, Брайс узнал, что за время его отсутствия Яннем ел только яйца, которые варили в его присутствии, и пил воду из родника в полумиле от замка, которую набирал сам. Не то чтобы у него не было совершенно никаких оснований для такой подозрительности – в первый год его правления, когда он только отменил закон о «нечистой крови», его действительно попытались отравить. И это не считая мнимого покушения, организованного его любовницей Сереной, о чем знал Брайс, но так и не узнал Яннем; так что, с точки зрения Яннема, его пытались убить даже не один, а целых два раза только за первый год. Тогда-то его подозрительность и начала тот опасный путь, который в конечном итоге привел молодого короля Митрила к чему-то, опасно напоминающему паранойю. Нет, с Брайсом у них все обстояло отлично: они вместе ели и пили, Яннем поверял ему все свои сомнения и идеи и никогда не подозревал в вероломстве или дурном умысле. Только не после того, через что они прошли вместе в подземелье, когда израненный, харкающий кровью Яннем вел ослепшего Брайса, держа за плечо, через толпу наседающих на них темных тварей. Сильнее этого не могло быть ничто на свете, они знали это оба, и об этом им не требовалось говорить вслух. Но вот что касается всех остальных… Яннем был непримирим и беспощаден в своей нарастающей паранойе, рубил головы направо и налево, безжалостно уничтожал всякого, кто смел косо на него смотреть. Да, поначалу это казалось оправданным – уж таков народ Митрила, что понимает только язык боевой магии и грубой силы. Яннем не был чудовищем, но он слишком хорошо знал свой собственный народ. И разве не это делает правителя истинно великим? В конечном итоге каждый народ получает именно того монарха – благодетеля или тирана, о каком молит богов и какого заслуживает. Митрил заслужил короля Яннема, не больше и не меньше. И Яннем искренне хотел стать для своего народа благодетелем, а если для этого придется заодно стать и тираном – что ж, все имеет свою цену.