Выписка из протокола заседания Президиума Петрогуб. Ч. К. от 24.8.21:
«Гумилев Николай Степанович, 35 лет, дворянин, филолог, член коллегии издательства "Всемирная литература", женат, беспартийный, б. офицер, участник Петроградской боевой контрреволюционной организации, активно содействовал составлению прокламаций контрреволюционного содержания, обещал связать с организацией в момент восстания группу интеллигентов, кадровых офицеров, которые активно примут участие в восстании, получил от организации деньги на технические надобности».
Приписка:
«Приговорить к высшей мере наказания – расстрелу».
Приговор был приведен в исполнение.
Гибель поэта не оставила равнодушными многих. Об этом – в предыдущем листе дела № 103:
В Президиум Петроградской губернской Чрезвычайной комиссии.
Председатель Петроградского отделения Всероссийского союза поэтов, член редакционной коллегии государственного издательства «Всемирная литература», член Высшего совета Дома искусств, член Комитета Дома литераторов, преподаватель пролеткульта, профессор Российского института истории искусств, Николай Степанович Гумилев арестован по ордеру Губ. Ч. К. в начале текущего месяца.
Ввиду деятельного участия Н. С. Гумилева во всех указанных учреждениях и высокого его значения для русской литературы, нижепоименованные учреждения ходатайствуют об освобождении Н. С. Гумилева под их поручительство (чернила).
Председатель Петроградского отдела Всероссийского Союза писателей А. Л. Волынский.
Товарищ председателя Петроградского отделения Всероссийского Союза поэтов
М. Лозинский
Председатель коллегии по управлению Домом литераторов
Б. Харитон
Председатель ПРОЛЕТКУЛЬТ
А. Маширов
Председатель Высшего совета Дома искусств [машинопись]
М. Горький
Член издательской коллегии «Всемирной литературы»
[машинопись] Ив. М. [неразборчиво].
Смотрим последний лист дела.
Лист № 107
Удостоверяю, что квартира № 2 по Преображенской улице, 5–7 в марте 19 года взята во временное пользование со всей обстановкой с инвентарем моим покойным мужем Н. С. Гумилевым у С. В. Штюрмера, а поэтому вся в ней обстановка принадлежит Штюрмеру, кроме 1303 экз. книг, [которые] принадлежат моему мужу Н. С. Гумилеву.
Анна Гумилева.
22 сентября 1921 г.
ДКТ заверяет правильность подписи.
Председатель ДКТ Прокофьев.
[две печати и штамп домоуправления].
Как-то прозаично и буднично заканчиваются дела поэта Н. Гумилева.
Гибель любого человека – трагедия. В лице же Николая Гумилева Россия потеряла великого поэта.
Следует заметить, что на любое событие, эпизод жизни всегда следует смотреть глазами того времени. В далеком 21 году прошлого столетия Николай Гумилев виделся врагом советской власти, да еще чуждым по классу, и судьба его сложилась по законам того времени. Доживи он до 37 года, судьба его была бы такой же. Тогда в годы большого террора погибли тысячи, тысячи… Многие гибли за пустячные обвинения, а случалось, под каток репрессий попадали невиновные.
Конечно, жаль, что ушел из жизни такой поэт, как Николай Гумилев. Но колесо истории обратно никому не повернуть.
Глава 8. Эмиграция была разной
Тысячи и тысячи русских, бежавших из России, оказались на Западе. Накануне Второй мировой войны во Франции было 400 тысяч белоэмигрантов, в Германии – 150 тысяч, в Польше – 100 тысяч. Далее шли Китай (главным образом Маньчжурия и Шанхай) – 70 тысяч человек, Югославия – 40 тысяч человек, в Чехословакии, Болгарии и Литве – в каждой по 30 тысяч человек, в Румынии – 10 тысяч человек.
Особой страницей истории был исход русских людей из Крыма.
17 ноября 1920 года на 126 судах страну покинули 145 693 человека, не считая судовых команд. В том числе около 50 тысяч чинов армии, свыше 6 тысяч раненых, остальные – служащие различных учреждений и гражданские лица и среди них около 7 тысяч женщин и детей. Путь на чужбину для них был трудным. Перегруженные людьми и ценным имуществом корабли добирались до берегов Турции в течение нескольких дней. Скученность, теснота, отсутствие бытовых удобств не были единственными проблемами, которые военным и беженцам пришлось испытать на себе. Так начинался «белый крестный путь» армии в изгнание. На седьмой день этого пути армада из старых, проржавевших и донельзя перегруженных судов бросила якорь на рейде Константинополя, занятого союзниками России по Антанте. Из сырых тесных трюмов на палубу вылезли зачумленные, измученные морской болезнью и голодом донские и кубанские казаки, терцы и астраханцы, калмыки и лезгины «дикой дивизии» – возбужденная, нервная, плохо управляемая толпа. Сто пятьдесят тысяч незваных гостей сошли на турецкий берег. Сто пятьдесят тысяч штыков и сабель. Сто пятьдесят тысяч ртов. И все хотели есть. Жить и есть.