Артузов был почти в отчаянии, но вовремя взял себя в руки. Постарался по другим каналам узнать что-либо о задержанном. Выяснилось, что Добржинский, поляк по национальности, последние несколько лет до революции жил в Москве. Успел закончить три курса историко-философского факультета Московского университета.

И вот однажды, далеко не в первый день их «знакомства», Добржинский сознался, что ему многое и давно в политике Пилсудского не нравится, по его мнению, диктатор Польши отказался от своего социалистического прошлого и в возглавляемом им ППС ничего социалистического не осталось. В последнее время ему, Добржинскому, все больше импонирует политика советского правительства, и только долг заставляет его продолжать борьбу. Вернее, заставлял… Артузову даже показалось, что Добржинский в глубине души рад, что арест снял с него это тяжкое бремя. Хотя, разумеется, как умный человек, понимал, какое наказание может ему вынести трибунал за шпионаж в военное время. Высказал все это Добржинский горячо и, безусловно, искренне. Он официально подтвердил, что является главным резидентом польской разведки в России, но наотрез отказался назвать находящихся на свободе своих разведчиков.

И вот Артузову пришла в голову невероятная, почти сумасшедшая идея: не только убедить Добржинского в бессмысленности его деятельности как польского разведчика, но и привлечь на свою сторону.

Артузову удалось это сделать, но впоследствии это вышло ему боком.

Добржинский дал согласие, высказанное вполне официально, сотрудничать с ВЧК, но по-прежнему не желал назвать своих сообщников. Тогда Артузов, предварительно согласовав вопрос с Дзержинским, пошел на неслыханный шаг: он пообещал Добржинскому, что все названные им разведчики – как уже находящиеся под арестом, так и пока не выявленные – не будут привлекаться к ответственности, более того – будут возвращены на Родину еще до прекращения военных действий. Но только те, кто, как сам главный резидент, работал из идейных побуждений.

Согласие было получено. Добржинский после некоторого колебания сообщил, что, по его предположениям, подчиненный ему Петроградский резидент Виктор Стацкевич (именно он поддерживал связь с польским генштабом через местную радиостанцию) тоже был бы рад по идейным соображениям прекратить свою деятельность против советской власти.

Артузов и Добржинский выехали в Петроград и встретились со Стацкевичем. Добржинский оказался прав: Стацкевич согласился сотрудничать с ВЧК на тех же условиях своеобразной амнистии его людям.

Кияковский (Стацкевич) Виктор Станиславович (1889–1932). Сотрудник органов госбезопасности. До 1920 года участник «ПОВ», сотрудник 2-го отдела польского Главного штаба, затем перешел на сторону советской власти. В 1922–1930 годах – начальник отделения КРО ГПУ-ОГПУ СССР, затем начальник СОУ ПП ОГПУ по Нижневолжскому краю. С 1932 года на работе в ИНО ОГПУ: главный инструктор ОГПУ в ГВО Монголии. Погиб в бою с вооруженными повстанцами.

Выехав на Западный фронт с секретным мандатом, Артузов включил в свою оперативную группу и Добржинского (под фамилией Сосновский), и Стацкевича (под фамилией Кияковский).

За период месячной командировки Артузова на Западный фронт, под его руководством и при активном участии Сосновского и Кияковского, армейские особисты ликвидировали основные ячейки ПОВ, работавшие на польскую разведку, практически свели на нет диверсии и теракты в тылу Красной армии.

После успешной ликвидации опасных террористов Артузов окончательно убедился в надежности Сосновского и даже ходатайствовал перед Дзержинским о награждении его орденом Красного Знамени. Троцкий издал соответствующий приказ Реввоенсовета.