. Согласно этой логике, введение института цехов противоречило «прогрессивному» и «поступательному» движению промышленности, их постепенному упразднению в Западной и Центральной Европе в XVIII и XIX вв. Следовательно, причины недостаточного освещения темы цехового самоуправления в России кроются, прежде всего, в истории развития самой исторической науки38. Становление последней в России приходится на время, наследовавшее идеалы эпохи Просвещения, а с ними и постулат о «мрачном» и «темном» Средневековье. Представление о цехах, как об «отсталом» и «реакционном» социальном институте, сформировавшемся именно в эту эпоху, имело однозначно негативный характер и было перенято в XX в. большинством западных и советских историков39.

К. А. Пажитнов справедливо заметил в своем труде, опубликованном в 1952 г.: «Позднее образование цехового устройства ремесла в России послужило основанием для широко распространенного мнения о его искусственности и нежизненности40. […] [Но] поскольку ремесло в XVIII в. продолжало оставаться господствующей формой промышленной деятельности, русские ремесленники […] не могли не испытывать потребности в организации, могущей способствовать улучшению их положения»41. Этот устоявшийся взгляд на цеховое ремесло, изложенный в начале цитаты, не претерпел значительных изменений и является в российской историографии общепризнанным: «Участие ремесленников в европейском коммунальном движении X – XIII вв. внесло свою лепту в формирование городского самоуправления, в частности, основ и принципов демократии и гражданского общества в целом. Ничего подобного в отечественной исторической реальности не происходило»42. Этим объясняется устоявшаяся историческая ретроспектива, определяющим вектором развития которой является безальтернативное введение бессословного общества в России, что само по себе верно, но имеет свою специфику43.

С нашей точки зрения, нецелесообразно рассматривать введение цехов в России как ненужное, только потому, что оно было не таким как в Европе, так как это подменяет реальные потребности конкретной исторической ситуации ретроспективным оценочным взглядом на историю цехового ремесла. В этом смысле точка зрения автора совпадает с таковой у K. A. Пажитнова, подчеркивавшего особенности российских цехов в отличие от западноевропейских на примере российского законодательства XVIII – XIX вв.44.

Представленная в этой книге история ремесла основывается на критике рыночного капитализма Адама Смита (победа либерального дискурса и идеи «промышленной свободы»), критике критики капитализма Карла Маркса (преобладание капитала и техники) и критике турбо–капитализма или неолиберализма, так как модель ремесла представляет иную социально–экономическую, мировоззренческую и историко–философскую парадигму развития45. Обосновать диалектику пролонгации данной модели поможет историческое проектирование и прогностика. Показательным в этом смысле является разговор Гюнтера Грасса и Пьера Бурдье в 1999 г., в котором они говорят о тупиковых вариантах развития как модели социализма, так и модели капитализма. Продолжая эту тему, можно сказать, что сегодня существует насущная потребность появления новых моделей (устойчивого) развития и мирного сосуществования46. Критика неолиберального сообщества сегодня направлена против тех, кто выступает против его философии безудержного обогащения и социального дарвинизма: они объявляются «отсталыми», а неолибералы, уничтожающие социальный капитал и возвращающие общество в середину XIX в., – «прогрессивными». Парадокс нашего времени заключается в том, что критики неолиберализма, призываеющие к сохранению социального капитала, объявляются «архаистами» и «старомодными», хотя дело обстоит с точностью до наоборот, так как именно неолиберализм можно назвать консервативной революцией. Называя дальнейшую либерализацию экономики прогрессом, неолибералы прикрывают тем самым социальный регресс, а прогресс, т. е. социальные реформы, регрессом.