Адвокатесса периодически появлялась на подобных мероприятиях и прикупала какие-то предметы старины. Ясен пень, что действовала она по чьей-то указке.

– Триста пятьдесят! – я решил продолжить игру, не сомневаясь, что после меня ставка снова будет повышена.

Но моментального ответа не последовала. Тураева взяла паузу.

Вот тут я слегка занервничал. Уж очень не хотелось повторить судьбу Бендера и Воробьянинова, которых после отказа платить выперли с аукциона под всеобщее улюлюканье.

– Триста пятьдесят тысяч рублей – раз!

Тураева не спешила вмешиваться.

– Триста пятьдесят тысяч рублей – два! Господин справа! Ну, господа, не упускайте возможность стать обладателем настоящего шедевра русской живописи!

Я посмотрел на адвокатессу – ну, давай уже, сделай ставку, которую мне не перебить!

– Четыреста тысяч – Тураева как бы нехотя подняла руку.

Ах, какая досада! Как мне жаль, что сие произведение отныне не будет украшать стену моего фамильного замка. Придется покинуть это негостеприимное место с понурой головой.

– Новое предложение, – ведущий довольно улыбался, – и я думаю, что это не предел! Четыреста рублей – раз!

Из первого ряда послышались недовольные замечания.

– Прошу прощения, четыреста тысяч рублей! – спохватился распорядитель. – Раз!

Что ж, мне пора покидать поле битвы, которую я и не собирался выигрывать. Уйти незамеченным у меня не получится, но я, по крайней мере, сделаю это быстро, без излишних церемоний и долгих прощаний.

Я встал и по узкому проходу вдоль стены направился к выходу.

– Четыреста тысяч рублей – два!

На секунду обернувшись, я увидел, как Тураева провожает меня удивленным взглядом. Вернее, даже не провожает, а выпроваживает.

Нет, сегодня явно был не мой день. Только-только я попытался протянуть руки к прекрасному, как сразу же получил по ним здоровенной металлической линейкой. Но меня радовало то, что кто-то потратил больше, чем планировал. Мелкая, но радость. И в этом был определенный смысл. Был бы рядом сейчас Илья Стражников, то он бы точно поблагодарил и сердечно обнял меня за то, что я поднял его авторитет ровно в четыре раза.

Я ускорил шаг.

– Четыреста тысяч рублей – три!

Мне показалась, что последние слова ведущий кидал уже мне в спину, словно посмеиваясь надо мной. Да наплевать! И не очень-то хотелось.

Я толкнул дверь.

– Продано!

– Ты пялишься на мою грудь?!

– Ага.

– Ну и как тебе?

– Да так… На троечку.

Горобец вел машину очень аккуратно, умело лавируя в городском потоке, но при этом неукоснительно соблюдая все правила. Такая манера вождения явно не была по душе Чащину.

– Что ты тупишь на каждом перекрестке?! – бушевал на заднем сидении здоровяк. – Или твой дыр-дыр по-другому не может?

В ответ Горобец лишь неопределенно крякнул. Тут нужно было отдать ему должное – Мицубиси Паджеро, даже с учетом своего предпенсионного возраста, находился в идеальном состоянии. В этом деле Горобец не жалел ни времени, ни сил. Все в своей машине он стремился делать своими руками, а машина, словно отвечая взаимностью на такое отношение, верой и правдой служила своему владельцу.

– Дров твой самовар много жрет? А по трассе? – не унимался Чащин. – Я, кажется, понял, это на самом деле не Паджеро, а Пандажеро! Ха-ха!

А вот очередное упоминание бамбукового медведя Горобцу явно не пришлось по вкусу.

– Сейчас пешком пойдешь, – огрызнулся водитель, – вот гляжу на тебя, Чаща, и понимаю, почему говорят, что у нас на Руси дураков еще лет на сто припасено.

– Тихо вы! – Бригов решил пресечь перебранку подчиненных. – Димон, а мне вот твой агрегат больше напоминает «Фердинанда». Помнишь, как в «Место встречи изменить нельзя»? Классика!