Юный Фаул задумчиво постучал по экрану ухоженным ногтем.

«Надо что-то делать».

Войдя в спальню, Артемис застал мать в слезах. Сердце екнуло, но он сжал кулаки и приказал себе быть сильным.

– Мама, – он помахал выпиской из банковского счета, – что это такое?

Ангелина вытерла глаза носовым платком, приподнялась на локтях и с трудом, как могло показаться, узнала сына.

– Арти… – всхлипнула она. – Мой маленький Арти. Посиди со мной.

Круги расплывшейся туши окаймляли заплаканные глаза Ангелины, угольно-черные на мертвенно-бледном, почти прозрачном лице.

«Будь сильным».

– Нет, мама. Я не стану сидеть и разговаривать с тобой. Я жду от тебя объяснений по поводу чека на пятьдесят тысяч евро, который ты послала в Центр охраны дикой природы в Южной Африке.

Ангелина явно не понимала, о чем он спрашивает.

– В Южной Африке, дорогой? Кто поехал в Южную Африку?

– Ты послала чек на пятьдесят тысяч евро в Южную Африку. Я отложил эти деньги на экспедицию в Арктику.

– Пятьдесят тысяч. Знакомая сумма. Спрошу у отца, когда он вернется. Путь только попробует снова опоздать к ужину, я…

Артемис потерял терпение:

– Мама, прошу тебя. Попытайся вспомнить. У нас нет лишних денег на благотворительность в Южной Африке. Мы уволили всех слуг, кроме Дворецки, и ему уже месяц ничего не платим.

– Лемур! – торжествующе воскликнула Ангелина. – Я вспомнила. Я купила шелковистую сифаку.

– Невозможно, – отрезал Артемис. – Вид Propithecus candidus считается вымершим.

Голос матери стал резким.

– Нет. Маленькую сифаку обнаружили в Южной Африке. Неизвестно, как она попала туда с Мадагаскара, вероятно на браконьерском судне. Я должна была ее спасти. Арти, это последний экземпляр.

– Через год или два животное умрет, – холодным тоном произнес Артемис. – И наши деньги пропадут.

Ангелина пришла в ужас:

– Ты говоришь совсем как…

– Отец? Отлично. Кто-то должен вести себя благоразумно.

Лицо Артемиса оставалось суровым, но внутри он дрожал от ужаса. Как он мог разговаривать подобным тоном с матерью, когда она сходит с ума от горя?

«Почему я не утратил присутствия духа? – спросил он себя и мгновенно ответил: – Потому что я – Фаул, а Фаулы всегда с честью преодолевали невзгоды».

– Но, мама, пятьдесят тысяч! За лемура?

– Возможно, удастся найти самку, – возразила Ангелина. – И мы сумеем спасти вид.

«Спорить бесполезно, – подумал Артемис. – Логика тут не поможет».

– И где сейчас этот счастливчик? – спросил он с невинным видом, улыбаясь так, как положено улыбаться десятилетнему мальчику при разговоре о крохотном пушистом существе.

– В полной безопасности в Ратдаун-парке. Живет как король. Завтра его отправят самолетом в специальную искусственную среду обитания во Флориде.

Артемис кивнул. Ратдаун-парк, частный заповедник в Уиклоу, создавался специально для защиты вымирающих видов. Он охранялся надежней среднего швейцарского банка.

– Превосходно. Может быть, я навещу эту обезьянку, которая обошлась нам в пятьдесят тысяч евро.

– Не ожидала от тебя, Артемис, – пожурила его мама. – Как известно, сифака – лемур, а лемуры возникли значительно раньше обезьян.

«Знаю, но мне наплевать! – Артемис едва не прокричал это вслух. – Отец пропал, а ты истратила предназначенные на экспедицию деньги на какого-то лемура!»

Но он придержал язык. Состояние матери и без того вызывало тревогу, и сын не хотел, чтобы из-за него оно ухудшилось.

– Посетителей в Ратдаун обычно не пускают, – продолжила Ангелина. – Но я уверена, для тебя сделают исключение, если я позвоню. В конце концов, Фаулы оплатили питомник для приматов.

Артемис притворился очень обрадованным.