— Ясно, — безразлично пожал плечами мужчина.
Теперь хмыкнула я, внимательно глядя в зелёные глаза. Что же, его могло и правда не волновать, как я там жила, влюблённая в его образ. Безответственный, наглый, невоспитанный... и это ещё больше отвратило меня от него.
Хорошо всё-таки, что моя симпатия к нему была магическим наваждением! А то не смогла бы теперь уважать себя, если бы этот мужчина продолжил мне хоть немного нравиться.
— Что же случилось после романтического вечера? — мягко поторопил меня Маркус, и я вернулась к рассказу:
— Я вспомнила, что не опустила жалюзи на работе, и мы по пути из кафе решили зайти туда. Ну, и зашли. А там было какое-то странное магическое свечение, и я Оскару сразу сказала, что не стоит близко подходить и трогать, так как в фэнтези зелёный обычно цвет скверны... Вы же маг, да? Скажите, я правильно подумала? — обратилась к Маркусу, нарочито игнорируя Аттикуса.
— Полагаю, да, — медленно кивнул пожилой волшебник. — Но порой и мирные заклинания дают зелёный цвет. Скажи, Кристина, он был похож на цвет сочной зелени, на сияние изумруда или тёмного бархата?
Ни одно не подходило под описание, и я задумалась, как бы описать тот оттенок.
Потом взглянула на Аттикуса, который внимательно наблюдал за мной, и сразу определила:
— Похож на цвет его глаз, — и я невежливо ткнула пальцем в сторону мужчины. — Крайне некрасивый оттенок. Я Оскару сразу сказала: цвет скверны!
Аттикус усмехнулся, и глаза его задорно блеснули: понял, что эта шпилька была лишь для того, чтобы задеть его. Но задеть не вышло. Он, похоже, прекрасно знал, что глаза его были красивыми, на самом деле. Если бы не принадлежали именно этому человеку, я бы даже полюбовалась ими.
— И чем обернулось это свечение? — поинтересовался Маркус по-прежнему мягко и спокойно.
— Мы подошли, и оказалось, что свечение исходит от... как там его... Оскар слово какое-то сказал, он у меня очень умный и много знает.... В общем, это была деревянная коробка с сигарами. И Оскар предложил выкурить одну из них. Я была против! Но он у меня такой высокий и сильный, что помешать ему я не смогла. Он поджёг сигару и закурил, и сперва смеялся надо мной, а потом дымом заволокло всё помещение... А противопожарка не сработала... И мы взялись за руки и постарались найти выход, но у меня там столько всего наставлено на полу, что приходилось спотыкаться, и в какой-то момент руки наши расцепились, а потом я и вовсе потеряла сознание... И пришла в себя уже на руках… этого вашего… — я запнулась, вспомнив, как бережно Аттикус нёс меня. — В общем, очнулась я, когда Аттикус меня волок к вам.
Я замолкла. Маркус погрузился в раздумья, а Аттикус снова отпил немного из хрустального бокала и спросил:
— Я просто хочу уточнить: мой портрет всё это время был у тебя? — он смотрел на меня насмешливо, и этим ужасно злил.
— Да, — сквозь зубы процедила я. — И хватит издеваться! Это ты во всём виноват! Тебе вообще должно быть стыдно за то, что твоя магия и твоё фото воздействовали на меня! — я начинала злиться уже всерьёз. — Это, небось, ты его таким и создал, да?
— Да, — не стал отрицать мужчина, но взгляд его изменился. Стал серьёзным и каким-то... печальным. Но меня это не остановило:
— То есть, другого способа подцепить девушку у тебя не было?
Уставилась на него испытующе, и под моим взглядом зелёные глаза снова задорно блеснули:
— Было интересно посмотреть, кто клюнет. Потом смотрю — ты, и решил порвать его.
Я снова была готова убить его взглядом. Решил посмотреть он! И я настолько ему не понравилась, что он порвал свой снимок!