– Есть маленько! Я служил в морской пехоте Северного флота… Там по сопкам ежедневно километры наматывали. Вот это были нагрузки!

Когда они достигли конца улицы, где уже начинались хвойные заросли, Гуров скомандовал:

– Стоп! Теперь мы побежим первыми, ты – следом, будешь корректировать маршрут продвижения. Коля, это не обсуждается! Кстати, та девушка, что за тебя так обеспокоилась, твоя знакомая?

– Невеста моя, Танюшка… – широко улыбнулся Николай.

– Тем более! – Лев изобразил убедительный жест рукой. – Не будем огорчать хорошую девушку какими-либо неприятными форс-мажорами. По лесу нам прямо?

– Да, вон к той седловине! – Николай указал рукой на округлую, лесистую низинку на вершине сопки.

И опера с их добровольным провожатым поспешили вверх по склону. Огибая деревья и огромные валуны, где – бегом, где – ускоренным шагом, они быстро продвигались все выше и выше, перепрыгивая через валежины и рытвины. Постепенно склон становился все круче и круче. С какого-то момента всем троим пришлось перейти на шаг. Но они, невзирая на трудности, упорно двигались в заданном направлении. Когда опера и их спутник поднялись на вершину сопки, где жиденькая, низкорослая древесная растительность позволяла видеть окрест, Николай указал на простиравшуюся внизу голую каменную долину, которая упиралась в островерхую сопку.

– Это вот Рудничная и есть… – пояснил он.

Оглядевшись, Гуров неожиданно заметил пусть и слабенький, не вполне четкий, но достаточно различимый след мужского ботинка, отпечатавшийся меж больших камней на тоненькой полоске сырой глины, поросшей редковатой травой.

– О! Мы на правильном пути! – перепрыгивая с камня на камень, одобрительно отметил он. – Гришка здесь только что проходил. Значит, скоро догоним. Коля, а почему у него такое прозвище – Кардан?

– Так у него же фамилия Кордобин, вот и прозвали Карданом… – шагая следом, пояснил Николай.

Теперь они спускались вниз, но намного легче им не стало. Здесь тоже ноги пребывали в непрерывном напряжении… Когда они были уже на середине склона сопки, где-то далеко впереди меж стволами деревьев мелькнула какая-то тень.

– Вон он! – указал Николай в том направлении, и все трое тут же прибавили шагу.

Теперь они то и дело переходили на бег вприпрыжку, с учетом пересеченной местности, стараясь как можно скорее настичь беглеца. Судя по всему, тот уже понял, что его преследуют, и поэтому тоже перешел на бег. В какой-то миг, метрах в ста от оперов и их провожатого, он выскочил из-за деревьев и вскинул правую руку. Приглушенно хлопнул выстрел. Почти на автопилоте Лев успел толкнуть Николая за большой камень и укрылся там сам. Одновременно с ним Стас метнулся в другую сторону. Тут же, пискнув, мимо них пролетела пуля, влепившись в ствол осины.

Теперь преследователи были предельно осторожны, понимая, что Кардан взвинчен до предела, пребывает в истерике и потому готов убить всякого, кто попытается его задержать. С этого момента опера его уже не преследовали, а, как это называют охотники, «скрадывали», как особо опасного дикого зверя. Они шли за преследуемым, хоронясь за деревьями и валунами, время от времени стреляя в его сторону. Не для того, чтобы его убить или ранить. Этим они вынуждали его отстреливаться, тратя патроны. Перебегая от укрытия к укрытию, опера считали:

– …Три!.. Четыре!.. Пять!..

После того как прозвучит восьмой выстрел, беглеца можно будет попытаться задержать (если только у него нет запасной обоймы). Это преследование-скрадывание затянулось почти на четверть часа. Кардан за это время, лавируя и прячась за валунами, почти пересек долину. Выстрелив восьмой раз, он неожиданно выскочил из-за огромного обломка скалы и, пригнувшись, метнулся к почти отвесной каменной стене. Опера, а следом за ними Николай, снова ринулись в погоню. Они ожидали, что еще немного, и возьмут Кардана на мушку, после чего защелкнут на его руках наручники.