Пару домов так вообще поставили в два этажа, еще с десяток – в полтора. Люд чувствовал себя в безопасности, дома иногда совсем теряются на пространстве, словно их строили волки-одиночки или очеловечившиеся медведи, но кое-где все же сбивались, как овцы в стадо. На улице народ попадался именно здесь: на завалинках, просто на спиленных стволах толстых деревьев. Все провожали Придона и его спутников любопытными взглядами, дважды за ними увязывалась ребятня.
Тур загорланил веселую песню. Придон прислушался, слова знакомые, даже привычные, сейчас вдруг показались грубыми и какими-то… идущими мимо.
– Не так надо, – шепнул он одними губами. – Но как?..
Ветер сорвал с губ и унес, копыта стучали чаще, это он сам безотчетно ускорял конский бег, встречный ветер охлаждал и не мог охладить раскаленный лоб.
Но как, пронеслась злая мысль, как выговорить эти клокочущие, как лава, слова, чтобы получился не дикий крик, а песня? Которая тронет Ее сердце?
Справа и слева нарастал грохот. Олекса и Тур поравнялись, их кони несут всадников легко, могучие богатырские кони – Горицвет лично проследил, чтобы их кони не уступали Луговику. Придон покосился с неприязнью. С их появлением сладостные грезы об Итании вспорхнули и унеслись, как испуганные бабочки.
– Где же Градарь? – крикнул он.
– Уже скоро, – прокричал Тур, – если верить Олексе!
– Он что, всякий раз кочует по разным местам?
– Да, он все еще не привыкнет, – ответил Тур, – что мог бы переложить все заботы о перекочевье на внуков.
Олекса крикнул через голову Придона:
– Внуки у него умнее. Едут не наугад, а туда, где и в прошлом году трава была густая и сочная… А Градарь не раз терял стада…
– Все не успокоится! – прокричал Тур.
Они чуть сбавили конский бег, кони потряхивали гривами, глаза блестят, готовы нестись до изнеможения.
– Да, – согласился Олекса, – пора бы ему на покой… Как думаешь, Придон?
Придон ответить не успел, Тур захохотал, став похожим на своего громогласного отца.
– Покой? Это то же самое движение!
– Да ну? – спросил Олекса саркастически. – Куда же?
Тур пожал плечами:
– К старости, к смерти… Так раз уж покой все равно не спасает, то не лучше ли?..
– Лучше, – согласился Олекса – Кто жаждет покоя, тот должен быть глухим, слепым и… это… не интересоваться женщинами. Вообще-то покой не где-то, а в нас самих. Я, к примеру, покоен…
Тур посмотрел на него и чему-то рассмеялся. Олекса рассердился:
– Чего ржешь?.. Он тогда жульничал!.. У него свинец был забит в кости!
Они заспорили, Придон даже не слушал, у них свои интересы и свои разговоры, постороннему не понять, да и неинтересно, как вот и его не понять… да он и сам себя не понимает, но это жуткое и сладостное сумасшествие, эта дивная мука, что терзает грудь.
Скакали весь день, потом напоили коней и снова понеслись уже в ночи. Степь залита волшебным лунным светом, странный мир, когда небо темное, а земля как будто укрыта серебром.
Придон на скаку запрокинул голову. Угольно-черное небо со сверкающими звездами выгнулось над ним огромной опрокинутой чашей. Он – в центре мира, и все звезды смотрят на него. Звезды – это глаза тех, кто пал, защищая родную землю. Они внимательно следят за артанами, словно совесть. Когда умру, подумал он, нет… когда погибну… тоже стану звездой и буду смотреть на артан, чтобы не сворачивали с пути.
Но пока что, сказало в нем без всякой связи, я готов отдать кровь по капле, чтоб в твоем саду она взошла цветами!
Смутно удивился, при чем тут звезды, но тут же со сладким тревожащим страхом понял, что, куда бы ни смотрел, о чем бы ни думал, ее образ всегда перед глазами, а в самых умных беседах может ляпнуть что-то невпопад, ибо разговаривает и с нею.