– Приданое?

Скилл объяснил со смехом:

– Это у нас дают выкуп за невесту. Чем богаче и знатнее – тем выкуп больше. А у куявов все наоборот, они ж уроды! Там с невестой дают выкуп… тьфу, приданое. И чем невеста богаче, тем этого добра больше. Так что мы еще и выгоду поимеем.

Придон вздрогнул, насторожился:

– А ты в самом деле отступишься?

– В чем?

– Отведешь войска?

Скилл помолчал, ладонь на плече Придона слегка приподнялась, зависла в воздухе. Потом Придон скорее услышал, чем ощутил, теплый дружеский хлопок.

– У меня была идея, – признался Скилл, – невесту взять, а войско двинуть на Куявию… Но я люблю тебя, брат! Мы возьмем женщину и вернемся. У нас хватает еще непокоренных врагов в самой Артании. Да и соседи скалят зубы… Надо кое-кому вышибить.

В голосе звучали тепло и любовь. Все верно, подумал Придон со смешанным чувством. Мой брат меня любит… Не получу Итанию, в самом деле двинет войско в Куявию. А так все увидят нашу мощь, как только куявы привезут Итанию, дары тут же раздадим войску, что еще больше укрепит его боевой дух… Я увезу Итанию в стольный град, а Скилл по договору с куявами отведет свое войско… Все равно есть немало дел для богатырей: покорить заносчивых соседей вроде Тхора, расширить кордоны, укрепить кремли и сторожевые башни. Усмирение всей Артании… это может растянуться даже не на один год. А потом мысли брата снова вернутся к проклятой Куявии, стране подлых торгашей и колдунов, но это уже не будет нарушением договора. Отыщется другой повод для вторжения.

– Я люблю тебя, – ответил он с чувством. – А что ты обронил, что и ты когда-то…

Скилл внезапно встал. Только что рядом сидел любящий старший брат, ласковый и добрый, который учил его садиться на коня, показывал, как владеть мечом и стрелять из лука, а теперь с лавки поднялся холодный и суровый вождь племени, все чаще заменяющий дядю не только на поле боя, но и в правлении страной.

Придон с изумлением смотрел в изменившееся лицо брата. Жестокое, словно вырезанное из камня, даже не вырезанное умелым резцом куява, а высеченное грубым молотом слава, оно напряглось, губы сжаты, а в глазах… даже непонятно, чего в глазах больше: огня или льда.

– Мы возьмем для тебя эту женщину, – ответил он могучим голосом, которым привык отдавать приказы на поле битвы. – А сейчас мне надо пойти проверить стражу на башне.

Придон смолчал, что не дело вождя лично проверять стражу. Из глубины сердца медленно поднимались, словно из теплого ленивого болота, первые прекрасные сверкающие слова, которые не потерять бы, не повредить грубыми пальцами, привыкшими к рукояти боевого топора!

В нем снова заговорил бог.

Ночь, полночь, но сон не приходил. Сердце томится, с души, как говорил Аснерд, сняли кору, словно с живого дерева. Теперь чует любое движение воздуха, тревожно ноет, а странные слова разъедают душу, ищут выхода. Он не находил себе места, встал, оделся, вышел во двор.

Над головой в такт шагам колыхалось бездонное звездное небо. Глаза почивших пращуров смотрят строго, вопрошающе. Он брел повесив голову. Ответить нечего, предки ждут подвигов, а он раскис. В его сердце не звучат победные кличи воинов, не слышно стука топоров по щитам, нет криков погибающих врагов.

Очнулся, когда под ногами захрустели мелкие кости, сухие черепки разбитой посуды. Дальше в призрачном лунном свете белеют огромные камни. Трава здесь вытаптывается, ее нельзя скашивать, нельзя кормить коней.

Здесь захоронены погибшие артане. Деды-прадеды, погибшие боевые друзья. Он с десяти лет носил за многими из них шлемы, с двенадцати ему было дозволено носить за ними щиты, а с пятнадцати он уже сам принял участие в первом боевом набеге на соседей.