Ее черные с легкой проседью на висках волосы были собраны в большой узел низко на затылке. У нее была матовая кожа южанки и большие, очень светлые голубые глаза, однотонные, как бледное зимнее небо. Она была высокоросла, статна, с пропорциональной грудью.

Ее музыкальный, грудной голос стал летящим и радостным, когда она заговорила об отыскавшемся сыне. А ни о чем другом она говорить не желала. Напрасно бретонка, пытаясь вернуться к мучившим ее загадкам, размышляла вслух:

– Понимаете, есть две вещи, которым я не могу найти объяснения. Кто оставил этот след, по которому вы добрались из Фауэта точно к тому месту, где я всегда причаливаю? Это заставляет думать, что кто-то из Фауэта побывал на острове Сарек. И с другой стороны: Магеннок покинул остров? Добровольно? Или оттуда забрали его труп? Если так, то каким образом это было сделано?

– Да стоит ли об этом думать? – возражала Вероника.

– Конечно, стоит! Сами подумайте: на острове есть лишь моя лодка, на которой я каждые две недели хожу за покупками в Бег-Мейль или Пон-л'Аббе, да две рыбачьих, на которых хозяева ходят выше по берегу до Одьерна, где обычно продают улов. Так как же мог Магеннок попасть на материк? Кроме того, быть может, он покончил с собой? Тогда почему его труп исчез?

Но Вероника упорствовала:

– Умоляю вас, сейчас это не важно. Все выяснится. Давайте поговорим о Франсуа. Значит, говорите, он появился на Сареке?..

Наконец Онорина уступила просьбам молодой женщины.

– Он появился на Сареке через несколько дней после того, как его у вас похитили. Его принес бедняга Магеннок. Господин д'Эржемон научил Магеннока сказать, что какая-то неизвестная дама отдала ему дитя, после чего старик вручил его своей дочери, чтобы та его кормила. Она потом умерла. Меня в то время еще не было на острове, я десять лет служила у одних парижан. Когда я вернулась, это был уже бойкий мальчонка, бегавший по пескам и скалам. Тогда я и поступила в услужение к вашему отцу, обосновавшемуся на Сареке. Когда дочь Магеннока умерла, мы взяли ребенка к себе.

– Но как его звали?

– Франсуа – просто Франсуа. Господин д'Эржемон велел называть себя «господин Антуан». Мальчишка называет его дедушкой. Обо всем этом никто ни разу не сказал дурного слова.

– А какого он нрава? – с известным беспокойством осведомилась Вероника.

– Ну, в этом смысле мальчонка – истинное благословение Божье, – отозвалась Онорина. – Ни в отца, ни в деда, как признает сам господин д'Эржемон. Милый, ласковый, послушный ребенок. Никогда не злится, всегда добродушен. Этим-то он и покорил своего деда, и тот стал снова вспоминать о вас – настолько внук напоминал ему дочь, от которой он отрекся. «Просто вылитая мать, – говорил он. – Вероника была такая же: нежная, ласковая, любящая». Ну вот он и стал вас разыскивать с моею помощью, так как мало-помалу поведал мне обо всем.

Вероника просияла. Сын похож на нее! Сын – хороший, веселый мальчик!

– Но он знает ли что-нибудь обо мне? – забеспокоилась она. – Знает хотя бы, что его мать жива?

– Знает ли он? Сначала господин д'Эржемон хотел хранить тайну, но я все рассказала мальчику.

– Все?

– Не совсем. Он считает, что его отца нет в живых и что, после того как он и господин д'Эржемон пропали без вести во время кораблекрушения, вы удалились в какой-то монастырь и вас никак не могут найти. А как он всякий раз ждет новостей, когда я возвращаюсь из поездки! Как надеется! Полноте, он очень любит свою матушку! Все время напевает песенку, которую вы услышали от меня и которой научил его дед.

– Франсуа! Маленький мой Франсуа!

– О да, он вас любит, – продолжала бретонка. – У него есть мама Онорина, но вы для него – просто мама. Он хочет поскорее вырасти, закончить ученье, чтобы отправиться вас искать.