– Меня не удивляют жалобы с этой стороны, – заметила Северцева, – они неоднократно предлагали нам к ней присоединиться. Мы так же неоднократно отклоняли это предложение. Мы независимый отель. И дело не в том, что нам не нравится политика Ассоциации, а в том, что мы хотим сохранить свой бренд. «Гранд-Норд» – это русская история. Это семейная история.
– Мы все понимаем, но суть претензий Ассоциации не в том, что вы отвергаете корпоративность.
– А в чем же?
– В том, что вы пользуетесь недозволенными приемами при привлечении клиентов. Вы демпингуете и, вероятно, завышаете показатели. У вас агрессивная реклама, она наносит вред репутации конкурентов.
– Предъявляя обвинения, вы должны позаботиться о доказательствах, вам не кажется? Отель имеет право защищать себя, и если вы станете распространять такие слухи, мы будем вынуждены принять меры, – сухо произнесла Северцева.
– Поймите, мы не хотим конфликта!
– Вы хотите найти у нас недостатки, потом понизить «звездность» отеля, потом перевести его в разряд «деловых» гостиниц, а потом присоединить к Ассоциации и установить свои порядки, – усмехнулась Северцева. – Я знаю, как это происходит. Все это будет сопровождаться агрессивной пропагандистской кампанией. Если мы и в этом случае не согласимся стать членом Ассоциации, нам уже не подняться.
– Что вы! – воскликнул второй собеседник. – Мы будем объективны. Мы лишь выполним поручение, данное нам Ассоциацией. И надеемся, что никаких причин предпринимать какие-либо запретительные меры не найдется.
– Господа, я полностью доверяю вам. Вы можете приступать к вашим обязанностям. Я уже отдала распоряжения, чтобы вам не чинили каких-либо препятствий. – Северцева на мгновение замолчала, а потом уже совсем другим, теплым и мягким голосом добавила: – И все же, несмотря ни на что, позвольте считать вас нашими гостями. Позвольте сделать все, что мы делаем для дорогих и уважаемых гостей.
Она встала, давая понять, что встреча закончена.
Комиссия разбрелась по своим номерам. Северцева посмотрела на листочек, лежащий на столе. «Вот и отлично – на каждый этаж по проверяющему. Ну а как они службы будут делить – это их дело! – подумала она и посмотрела на часы. – Отлично, я успею немного подремать, а потом займусь самым главным».
Северцева открыла дверь в глубине кабинета. За дверью находилась ее комната отдыха. Северцева оборудовала ее еще тогда, когда все начиналось, она не имела возможности ни на минуту отлучиться из отеля и у нее не было тут собственных апартаментов, которые есть теперь. Хотя если уж по справедливости, то начиналось все не десять лет назад, когда на фасаде появилась вывеска «Гранд-Норд», а гораздо раньше. Как во всякой жизни, все начиналось в детстве.
Воспоминания Натальи о детстве всегда носили сезонный характер. Когда в воздухе появлялся запах подсыхающей палой листвы и арбузных корок, она вспоминала август. Любой август ее детства был месяцем суматохи и пенок с кипящего варенья. В августе Наташа Северцева первой из детей дома возвращалась с дачи в Москву – бабушка и тетя, с которыми она жила, варили варенье. И делали это только в городской квартире.
– Конечно, можно еще на даче пожить. Но много ли наваришь на этой малюсенькой электрической плитке! – сетовала бабушка.
– Зачем нам столько варенья? – удивлялась Наташа.
– Вот зима будет – сама увидишь. И с блинчиками, и с кашей, и в пирожки. Варенья много не бывает, – отвечали ей.
Впрочем, Наташа не возражала против раннего возвращения в город. Никогда не было у нее столько свободы, как в эти дни.
Город был тихим, пустынным. В старых дворах деревянных особняков центра Москвы, в арках доходных домов и на бульварах уже металась желтая листва, но в воздухе еще пахло летом. Наташу манили дальние улицы – от Сухаревской-Самотечной, где стоял их дом, она доходила до Зарядья, до Ордынки, до Пятницкой. Она не любила Каланчевку – суета трех вокзалов навевала печаль расставаний. Но широкий проспект Мира, оживленная Покровка и бульвары стали местами ее частых прогулок.