Прежде чем рассказать о ней, нужно сказать несколько слов о сравнительной морфологии азиатских и европейских литературных форм. Возьмем для примера восточную лирику. Она довольствуется весьма скромными (по количеству) средствами, концентрируя их обыкновенно в пределах одного образа и стягивая все стихотворение к двум или четырем строкам. Любимые формы восточных стихов – двустишия, четверостишия. Но и очень длинные стихотворения сразу могут быть опознаны в их «атомном», частичном строении; пусть на протяжении длинной персидской газели вьется одна тема, пусть касыда развивает целый сюжет, все же строение этих стихов резко распадается на законченные двустишия и четверостишия. Эта атомная распадаемость длинных стихотворений на краткие афоризмы – характерная черта Востока с его очень короткими ритмами; там берется только нужное количество слов, а той ритмики лишних слов, иногда вовсе бессмысленной, но таинственно волнующей душу, как в западной и русской поэзии (Шелли, Верлен, Фет и пр.), на Востоке нет. Оттого, при всей музыкальности восточных стихов, общее впечатление от них все же остается пластическим, образным, а не певучим [7]. В противоположность этой «атомности», где каждая часть, каждая единица стиха самоценна, западные формы можно уподобить организму с его зависимостью всех частей друг от друга. Художественное произведение Запада тем выше, чем полнее и нерасторжимей проведена эта зависимость. На Востоке такая органичность заменяется обыкновенно бесконечным чередованием самоценных частей друг за другом. Неостанавливающееся движение равноценных единиц – идеал Востока; органичность – самозамкнутое совершенное целое – идеал Запада. Это приложимо и к сказкам. По отношению к армянским сказкам можно сказать, что в них всегда налицо атомность формы, распадение на ряд кратких самодовлеющих сказочек, ничем не связанных друг с другом. Такие «сказки в сказке» чаще встречаются у армян персидских, реже у турецких. Встречаем мы ванскую сказку, в точности совпадающую с рамкой Шехерезады, только значительно более короткую. Налицо и жестокий царь, убивающий своих жен, и дочь визиря с запасом сказок, и самые эти сказки, чередующиеся до тех пор, пока гнев царя не сменяется на милость.

Сказочники Араратского нагорья предпосылают своим сказкам одно и то же стихотворное начало, довольно бессмысленное и однообразно-ритмическое. В русском переводе оно звучит приблизительно так:

Значение этой прелюдии в том, чтобы ритмически раскачать рассказчика и подготовить внимание слушателя. Стихотворные вставки часто попадаются и в середине сказок, и в конце. Присказки же почти всегда одинаковы. Если дело кончается свадьбой, то говорится «семь дней и семь ночей длилась свадьба», потом добавляется: «все достигли своей цели, да достигнете и вы своей». «С неба упали три яблока: одно рассказчику, другое тому, кто слушал, а третье тому, кто услышал». Эти заключительные три яблока с небольшим вариантом можно встретить решительно во всех сказках кавказских армян; у турецких они встречаются редко. В художественно обработанном стихотворном виде такая присказка есть у Агаянца в «Арегназане». Там герой Арег остается наедине со своей молодой женой Нунуфар. Следует присказка: