Весь день я надеялся, что мы вот-вот закончим и я схожу в лес, наберу ягод для медра и поговорю с ним. Только когда солнце нырнуло за линию горизонта, мама пошла готовить ужин. После этого я и отец ещё час работали в сумерках. Я представил керосиновую лампу, освещающую ночной дом, и произнёс:

– Луцет.

Обручье немного меня обожгло, но на слабую боль в запястье я перестал обращать внимание. Зато стало светло, и мы не рисковали сломать шею, споткнувшись об какой-нибудь ящик или мешок.

– Что-то ты колдуешь больше, чем мы всей семьёй вместе взятые, – заметил отец.

– Я тренируюсь, пап, – ответил я, – нам в школе задание дали.

– А не получится, что беря силу из фиолетовой полосы Радужной сферы, ты забираешь её у других Фиолетовых? – спросил отец.

– Пап, все же говорят, что Радужная сфера даёт столько сил, сколько каждому положено…

В этот момент открылась дверь дома, и мама прервала наш необычный разговор:

– Мойте руки и скорее за стол. Ужин готов.

Отец вздохнул и пошёл к умывальнику.

Утром тело болело так, что казалось, будто меня не поднимут приказы и десяти Синих. Я готов был откликнуться лишь на личную просьбу Белых жрецов, наших отцов и хранителей.

Всё оказалось прозаичнее. С постели меня подняло желание посетить туалет. А лечь обратно под одеяло не дали аппетитные запахи маминой стряпни.

– Хорошо вчера поработали, – улыбнулся папа.

Я вздохнул и набрал полную ложку тыквенной каши. Папа улыбался редко, но неизменно ему приносило радость, когда семья в полном составе работала до изнеможения на собственном огороде. Иногда я думал, что, будь папа Синим, Фиолетовым в его подчинении было бы несдобровать.

Родители вышли на улицу и… пропали. Видимо, позвал кто-то из Синих. Я решал: пойти мне к Гаю, вдруг он тоже свободен, почитать книгу или отправиться в лес. От решения меня избавил Синий господин, без стука вошедший в дом. Его бесцеремонность мне сразу не понравилась. Браслеты засветились, я и Анна опустили головы, а Фостер-древний громко всхрапнул.

– Где мать? – спросил Синий у Анны.

– Не знаю, ушла куда-то, – ответила сестра.

– Вечно вы ничего не знаете, – процедил сквозь зубы Синий. – Я от управляющего. Он сказал взять мать и дочку – нужно убрать его коттедж. – Затем он зашёл в ботинках в середину комнаты, оглянулся, словно не верил, что мамы нет дома, тыкнул в меня пальцем и сказал: – Ладно, сойдёшь и ты. На сборы три минуты.

И вышел, оставляя после себя мокрые, грязные следы. Я подумал, что если они по своему коттеджу ходят в обуви, то там за два дня не убраться. Я надел старые штаны и свитер, забрался в шитые-перешитые сапоги и повесил на ремень под свитер ножны с Цертусом и подсумок с флягой. На руки я натянул потёртые перчатки из овечьей кожи.

Синий стоял на крыльце. Он брезгливо посмотрел на мой наряд и сказал:

– Как бы после тебя, малой, не пришлось убирать.

– Всё бу… – я едва не задохнулся от нестерпимой боли в руке. Я не учёл, что господин меня ни о чём не спрашивал.

– Что ты хотел сказать? – смилостивился он надо мною.

– Всё будет чисто, – ответил я.

– Обязательно, – плотоядно улыбнувшись, ответил Синий. – Если управляющий останется недоволен, вы потом неделю будете языками вылизывать каждый пыльный уголок.

Я передёрнул плечами, представив такую картину. Конечно, жрецы осуждали издевательства над низшими кастами, но Яркие могли ответить, что всего-навсего наказывали Тусклого в воспитательных целях.

Вышла Анна в рабочем комбинезоне, собранные волосы скрывала косынка. Мы переглянулись с сестрой и пошли к самому большому дому в деревне – двухэтажному коттеджу Синего Рэя.