На следующее утро Треви разбудил его и сообщил, что Индия уже видна. Они вчетвером выстроились на палубе и разочарованно смотрели, как темная полоса на горизонте превратилась в то, чем и была, – в цепь печальных облаков. Но чуть позже в морской дали действительно появилось то, что, вне всякого сомнения, являлось сушей – линия красных холмов, по всей видимости, необитаемых. По одному ему известной причине Морган вспомнил Италию. Уже достаточно давно он заметил сходство береговой полосы Южной Европы и Южной Азии – и там и здесь в море выдавались три полуострова, при этом в северной части центрального громоздились горы; Цейлон же вполне мог занять место Сицилии. Но открывающуюся перед ним Италию он не узнавал, словно она явилась ему во сне, беспокойном и намекающем на некую угрозу. Наконец они прибыли под аккомпанемент соответствующих случаю суеты и скуки. Последний обед в компании совершенно несимпатичных людей – и вот уже гребные баркасы понесли их к береговой линии. Когда они приближались к берегу, Морган, сидевший на корме маленького суденышка рядом с Голди, заметил на передней банке Сирайта, который устроился рядом с молодым индийцем, и беспокойные воспоминания охватили его.

– Интересно, почему это Сирайт хотел его убить? – сказал он.

– Что? – не понял Голди. – Что ты имеешь в виду?

Морган напомнил Голди об инциденте, произошедшем около двух недель назад в Порт-Саиде. По кораблю гуляла странная история: индиец пожаловался стюарду на своего соседа по каюте за то, что тот якобы хотел выбросить его за борт. Потом, правда, они помирились и вновь стали лучшими друзьями. Тогда Морган не придал этому значения, но сейчас вместе с вопросом, который беспокоил его, воспоминание вернулось.

Голди озадаченно прищурился.

– Ты ошибаешься, – сказал он. – Это был не Сирайт.

– Вот как?

– Конечно же, не он. Сирайт рассказал мне эту историю.

– Ну разумеется, – согласился Морган, изрядно смутившись. – Не понимаю, почему я так сказал…

Не было никакой логики в предположении, что Сирайт может делить каюту с индийцем; более чем невероятная мысль. Морган не знал, как это могло прийти ему в голову. Но позже, когда он уже окончательно уверился в своей ошибке, история, которую он себе вообразил, продолжала его занимать. Страсть в тесной клетке каюты, под жарким пустынным небом, страсть, чреватая жаждой смерти, – он чувствовал, что это могло бы стать началом рассказа.

Эта поездка в Индию началась несколько лет назад, причем на суше. В ноябре 1906 года Морган и его мать уже года два как жили в Уэйбридже, в графстве Суррей, когда друживший с Форстерами сосед мистер Морисон задал необычный вопрос: не знает ли Лили кого-нибудь, кто мог бы подготовить по латинскому языку молодого индийца, собирающегося поступать в Оксфорд?

– Скажи-ка, дорогой, – спросила она Моргана, – а не было бы тебе интересно…

– Конечно, – немедленно ответил тот.

Последние два года он преподавал латынь в Лондоне, в колледже для рабочих, но его интерес к сему предмету простирался далеко за границы учебного плана колледжа. Кто был этот молодой человек с противоположного конца земли и что он делал в пригородах Лондона?

– Это непростая история, – поведала Моргану мать. – Морисоны опекают этого молодого человека. Ты помнишь, вероятно, что Теодор Морисон служил директором Англо-Восточного колледжа для магометан, где-то в Индии…

– В Алигаре, как мне кажется.

– Так основателем колледжа был как раз его дедушка. Следовательно, он выходец из весьма приличного круга.

– Не сомневаюсь, – кивнул головой Морган. – Но как он оказался под опекой Морисонов?