Иша встала в стороне и с любопытством наблюдала за сестрой и поджигателем, теребя пальцами край футболки. В деревне все только и говорили о том, что эти двое рано или поздно точно сойдутся, а Ише хотелось бы, чтобы Экко бывал с ними чаще. Ей нравилось, какое спокойствие от него исходит, и что он мало говорит, почти как сама Иша. А еще он вкусно готовил.

– Если захочешь вернуться, дай мне знать, – предложил он, кивнув на большой камень у тоннеля, где они стояли. – Оставь записку и я приду за вами.

Джинкс задержала взгляд на его лице. Все эти годы она видела его напряженным, с плотно сжатыми челюстями, с боевой раскраской, без которой Экко не покидал деревни. Теперь его взгляд переменился, стал открытым, так что ей казалось, что через глаза она видит вообще все, о чем он думает. При этом он как будто знал, что она видит, но его это ничуть не смущало. Он и не думал прятаться.

Сам Экко вроде не двигался, но каким-то образом становился ближе, и Джинкс кожей ощутила, что вот-вот что-то произойдет.

Молчание затягивалось, Иша вытаращила глаза, когда Экко все же протянул руку Джинкс и сделал шаг вперед. Но та вдруг наклонила голову и уткнулась лбом ему в грудь, вроде и не оттолкнула, но объятия все равно вышли неуклюжими.

– Я рада, что мы снова друзья, – сказала она тихо.

Иша возмущенно скривила рот, взмахнув руками, а Экко, улыбнувшись, похлопал Джинкс по плечу и тайком подмигнул девочке.

– Конечно друзья… – так же тихо ответил он.

Она отстранилась, взяла Ишу за руку, и, пряча покрасневшее лицо, помахала на прощание. Экко махнул в ответ и, усмехнувшись про себя, пошел к месту, где оставил летающую доску.

После того, как пилтоверцы перестали терроризировать лавку Зиггса, Джинкс вернулась туда. Ей нравилось изобретать и нравилось стоять у прилавка, слушать от знакомых про то, как ее устройства сработали в вылазках, хотя сама она за оружие браться не хотела – пока не хотела. Иногда с особенно наглыми клиентами приходилось, но это она в расчет не брала.

Экко снова стал приходить к ней за бомбами, иногда он оставался у них с Ишей, но чаще они вместе возвращались к поджигателям. Девчонки приходили и оставались на ночь так часто, что со временем Экко перестал складывать диван, хотя тот и занимал кучу места.

– Он приходит и говорит мне: «Бла-бла-бла! Ты мне задолжала! Где мои деньги, бла-бла-бла!…» – рассказывала Джинкс Экко, когда они сидели вдвоем в одном из баров Зауна. – А я ему говорю: «Иди к своему одноглазому барыге и тряси с него, это он задерживает поставку!»

– Ну а он что? – спросил Экко, развалившись за столом и отхлебывая пиво из кружки.

– А он разволновался что-то… – Джинкс задумчиво подперла подбородок костяшкой пальцев. Продолжение этой истории она рассказывать расхотела. – Купить себе что ли в лавку кресло как у Силко? Может клиенты посерьезнее пойдут?

– Я тут слышал какой-то наивняк из пилтовера хочет твои кусачки себе в музей, – вспомнил Экко. – Дать ему наводку?

– Мммм… А что там в музее? – заинтересованно спросила она, покрутив трубочку в своем стакане со звездами. Она пила яблочный сок с водкой.

– Оружие бандитов со всей Рунтерры, говорят даже фрейльёрдский лук есть.

Джинкс присвистнула.

– Давай конечно! Такая честь, как тут откажешься?

Вместе с кусачками в музей можно отправить кучу всего. Например, дымовые бомбы и поджигателей, переодетых курьерами, которые вынесут из музея коробки с ценным барахлом без всяких подозрений.

– Кстати про наивняк из пилтовера… Ты в курсе, в лавку вчера Хеймердингер заходил?

Экко вытаращился, пивная пена у него чуть из носа не пошла.