Худенький, почти прозрачный, непривычно мелкий, с тонким, очень белокожим личиком и огромными синими глазищами.

Мой Никитос всегда был крупным бутузом, в папу. Ширококостным, основательно приземистым, крепким, как наливное яблоко. А теперь… ручки-веточки, тонкие полупрозрачные пальчики, ни намека на здоровый детский пухлячок. Они его совсем не кормили, что ли?

– Мама, кушать! – подтвердил мои подозрения сынуля и завозился, пытаясь нащупать… хм. Кукушонка я уже больше полугода как отлучила от грудного вскармливания, но, по всей видимости, стресс сработал как хорошая напоминалка.

Вот только молока у этого тела нет и быть не может. Кстати…

Никитос уже давно меня и разглядел и пощупал, но его, кажется, совершенно не смутило то, что мама из невысокой – от горшка два вершка, что называется – пухленькой шатенки вдруг превратилась в довольно рослую, дородную и совершенно незнакомую блондинку.

Он просто не обратил на это внимания! Мама – и все тут.

Я сама далеко не сразу осознала, что это чужое тело, потому и слушается оно меня через пень колоду, хотя чем дальше, тем вроде бы лучше и лучше. Бело-золотые пряди, того самого натурального пшеничного оттенка, которого никакими силами не добиться даже в самой дорогой парикмахерской, выбились из прически и периодически лезли в глаза и в рот, только потому я обратила внимание на их цвет.

Ладно, это все пока не важно. Надо осмотреться, найти чем накормить ребенка и валить отсюда в темпе вальса. Не дай бог, давешние мужики вернутся, вряд ли они обрадуются моему внезапно ожившему телу. Как бы не решили исправить такую ошибку природы. А еще им был нужен мой сын, чтобы отдать какому-то там “заказчику”.

Хрен им всем поперек морды, а не ребенок.

Не обращая внимания на закидоны все еще не слишком послушного тела, я быстро обшарила поляну. Так… яблоко и кусок хлеба тут же вручила Кукушонку, непонятные, по виду парчовые тряпки свернула аккуратным тючком – скорее всего, это платье, которое с меня стянули, но унести не успели. На мне самой было что-то вроде мягкой туники из тонкой шерсти, таких же штанов, заправленных в высокие сапоги – повезло, в общем, с одеждой. Скорее всего, прежняя хозяйка этого тела использовала этот наряд в качестве нижнего белья, но для меня это сейчас лучший вариант.

А вот Никитос таким богатством гардероба похвастаться не мог. Замызганная серая рубашонка, такие же штанишки чуть ли не из дерюги и все. Больше ни одной детской вещички я не нашла.

Уроды, как они собирались куда-то везти моего сына? Босиком, в этом рванье? Хотя они и раньше не слишком бережно относились к ребенку – сунули в яму, и порядок.

Я сгребла в одну кучу все, что нашла мало-мальски полезного, тщательно увязала в чей-то поношенный плащ, подхватила на руки Накитку и решительно направилась туда, где под развесистым кустом улеглась Найда.

Пешком и с ребенком на руках мы далеко не уйдем. А собака дома привыкла носить на специальной шлейке сумки из магазина, да и верхом на ней Никитос успел покататься. А теперь, с ее лошадиными размерами – сам бог велел.

Найда послушно легла по команде, Кукушонок, относительно сытый, напоенный водой из найденной фляжки и укутанный в чью-то запасную рубашку, радостно захлопал в ладоши. Идея “покататься на собачке” привела его в восторг.

Я так не радовалась, но тем не менее решительно оседлала покрытую свалявшейся жесткой шерстью спину. Весь бок у нее в корке спекшейся крови, словно из него вырвали приличный кусок и еще пожевали. Но раны нет, и животное никак не реагирует, когда я прощупываю это место. Впрочем, мой “пробитый” затылок тоже совсем не болит…