БВ. Фильм Германа поставлен по вашему сценарию 1968 года?

БН. Этот сценарий тогда исчез, мы не могли найти ни одного экземпляра, потом Герман где-то его разыскал и положил в основу своего нового сценария, но, насколько я понимаю, снимать он будет совсем другое кино. Я жду выхода этого фильма с большим интересом. Знаю, что Леонид Ярмольник будет играть Румату. Этот выбор, я знаю, очень многих ошарашил, но мне кажется, что такой талантливый человек, как Ярмольник, сможет сыграть и такую, как бы совсем не подходящую ему роль. Я прекрасно помню, как в свое время Ролан Быков загорелся сниматься в роли Руматы!..

БВ. Как-то плохо я себе это представляю…

БН. Вот и Герман ему тогда: да куда тебе, ведь Румата по сценарию – красавец, громадный мужик, на что Ролан Антонович ему очень остроумно ответил: «Брось, все же очень просто! На этой планете все люди значительно выше ростом, чем земляне. Это Румата на Земле – очень рослый человек, а там, Арканаре, он среди арканарцев – совсем небольшого росточка мужчина…» И знаете, я уверен, что Быков сыграл бы Румату великолепно. Есть на свете такие актеры, которые могут сыграть все что угодно, и Быков был один из них.

«Главная тема Стругацких – это выбор…»

Из ответов Аркадия Натановича Стругацкого на вопросы, заданные разными людьми в разное время

Каким Вы были в шестнадцать лет?

1941-й год. Ленинград. Канун войны. У меня строгие родители. То есть нет: хорошие и строгие. Сильно увлечен астрономией, математикой. В шестнадцать лет я влюблен. Я категоричен: все знал, все умел, лучше всех понимал существующее положение. Только удивлялся, почему не понимают другие…

Существует легенда, что первую большую совместную вещь – «Страну багровых туч» – вы с братом написали на спор: то ли за неделю, то ли за ночь. Это правда?

Как всякая легенда – только отчасти. Перед этим мы с Борисом и моей женой гуляли по Невскому проспекту, а только что вышла на редкость слабая книжка одного украинского фантаста. Мы с братом разругивали ее, как могли, а жена шла в середине, слушая, как мы изощрялись. Наконец терпение ее лопнуло. «Критиковать все могут, – сказала она, – а сами, поди, и такого не напишете». Нас, разумеется, взорвало: да не вставая из-за стола… Кажется, заключили пари, сколько писали – не помню. Полкнижки – я, полкнижки – Борис, потом состыковали эпизоды, убрали накладки и понесли в издательство. К нашему удивлению – через год напечатали, и пари мы выиграли. Но на самом деле выигрыш был куда больше: оказалось, что мы с братом вполне можем писать сообща.

Почему в ваших произведениях, как правило, нет женщин на главных ролях?

Толстой говорил, что можно выдумать все, кроме психологии. А я отказываюсь понимать мотивы женских поступков. Писать же о том, чего я не понимаю, я не умею. И вообще, женщины для меня как были, так и остаются самыми таинственными существами на Земле: они знают что-то, чего не знаем мы, люди…

Считаете ли вы с братом себя прогрессорами?

Прогрессором в том понимании этого слова, которое ему придаем мы, обязан быть каждый писатель. И не только писатель. Любой школьный учитель, если учит добру, понятиям чести и справедливости, – своего рода прогрессор. Хотя, конечно, встречаются и «Регрессоры»…

Бывают ли случаи, когда Вы не знаете, чем закончится книга?

Никогда еще в истории нашей с братом деятельности книга не кончалось так, как мы задумали. Мы всегда знаем, о чем пишем, – и всегда ошибаемся. Причем это выясняется не в конце, а в середине книги…

Есть ли для Вас какая-то самая главная тема?

Главная тема Стругацких – это выбор. Долгое время мы не осознавали, что это так, и «нечувствительно» писали именно об этом. И осознали мы это не сами – читатели подсказали…