Захрипев, мужчина грузно повалился мне под ноги.
– Расскажи потомкам, как великодушен был к тебе тот, кого ты называешь тёмной тварью! – бросил я ему.
Жизнь Орривану я сохранил не ради великодушия, конечно, а на случай того, если мне ещё раз понадобятся его воспоминания.
Теперь же я развернулся и поспешил вслед за его женой. Беременная и перепуганная, она не успела бы уйти далеко.
Так и вышло.
Я нагнал её у моста. Но там она стояла не одна.
Над ней навис харпаг, тот самый, с белой отметиной на лбу. Он так и не сумел скинуть с себя цепь, зато умудрился догнать леди Орриван.
Картина предстала преотличная: вывалив свой длинный язык, харпаг елозил им по животу женщины, а та, трясясь от слепого ужаса, самолично надевала чудовищу на когтистый палец Печать Ронстада. Да, ту самую Печать с буйволом.
– Ах ты ублюдок. – Я остановился и метнул в тварь мощный гравитационный эрг.
И харпага, и женщину отшибло на несколько метров.
Харпаг ударился о перила моста, завалился на бок, но тут же вскочил. В его звериных глазах отразился ужас, но от Печати он отказываться не пожелал.
Тварь тут же растворилась в клубах чёрного тумана.
Странно, но гнева я не испытал – так, небольшой укол злости. Харпаг, конечно, умыкнул Печать у меня из-под носа, но забрать у него реликвию будет довольно просто. Ринги вызовут его ещё раз, для расправы над Фориатом, а там и я подоспею.
Я подошёл к лежащей навзничь женщине, пристально оглядел её округлый живот.
– Ну что? Довольна теперь? Решила отдать Печать безмозглой твари из мрака? Именно это ты расскажешь своему сыну, когда он спросит, почему род Орриванов настолько бесславен?
Женщина приподняла голову и улыбнулась.
– Зато я взяла с харпага клятву, что его сородичи сейчас же уйдут из города и не станут добивать выживших, что в ближайший месяц они не придут, а если потом и придут, то не дольше, чем на час. Мы затаимся… мы будем готовы к их приходу… Это будет Час нашего безмолвия, Час тишины и смирения. Зато Ронстад останется жить.
Я бросил на женщину презрительный взгляд.
– Жить в постоянном страхе и ожидании Часа тишины? Так себе жизнь, леди Орриван.
Её улыбка превратилась в оскал.
– Всё лучше, чем твоя поганая жизнь, пёс Рингов. Вечное рабство, адская боль и никакой надежды… никакой надежды!
Она то ли зарыдала, то ли захохотала – зашлась всхлипами, задёргалась в конвульсиях и, пока я уходил прочь, всё продолжала кричать мне вслед:
– Никакой надежды! Лишь вечное рабство! Ра-а-а-а-абство!.. Лишь вечное-вечное рабство! Печати тебе не видать!..
Её истеричный голос вдруг начал ломаться, искажаться и стремительно меняться в моём сознании.
Меня выдернуло из воспоминаний двухсотлетней дваности, и я снова услышал:
– Печати тебе не видать, урод! Не видать!
Это был голос Питера Соло.
Он кричал откуда-то снизу.
Я мгновенно пришёл в себя, осознавая наконец, где нахожусь на самом деле. Я пришёл на пустырь у Гвардейской площади, чтобы встретиться с Питером Соло и вернуть Хлою с Дженни, а заодно воздать ублюдку за их мучения.
И чтобы перехитрить Питера, я надел Печать на палец. Питер же от страха атаковал меня и швырнул в воздух гравитационным эргом. Я взлетел над площадью и резко окунулся в собственные воспоминания… всего на мгновение…
Это мгновение прошло, и по всем законам физики меня ждало падение.
***
Тело потащило вниз, с теми же обломками камней, поднятыми вместе со мной.
Не было сомнений, что Питер собирался зашибить меня о землю, после чего снять Печать с пальца. Почему-то я нисколько не сомневался: именно это он и сделает.
Хотя вряд ли такой расклад его морально удовлетворит.