Все-таки, профессор заговорил. Он не добавил ничего существенного к рассказу Киры. Убитого Алексея Трубецкого он несколько раз видел на своих лекциях. Даже принимал у него какой-то зачет.

– Маша познакомилась с ним в ночном клубе, – сказал профессор.

– Маша – это ваша внучка? – уточнил я.

– Да.

Дальше профессор так же монотонно рассказал о том, как приехал на дачу, как увидел, что Трубецкой пристает к Маше.

– Я ударил его по голове, – пробубнил профессор, – и оттащил в подвал. Потом перерезал ему горло.

К этому моменту его рассказа я твердо знал две вещи.

Первое – профессор врал. Его слова звучали заученно, в них не было и тени искренних эмоций, не было попытки оправдаться.

Никого он не убивал.

И второе – он боялся за внучку.

Но я не мог понять – почему?

Если Трубецкого убила Маша, а профессор взял вину на себя, то теперь-то чего бояться? Следствие поверило, со дня на день будет суд. Главное – не менять показания и все брать на себя.

Похоже, причина острого страха была в чем-то другом.

– К вам кто-то приходил в тюрьму? – наудачу спросил я.

Не самый логичный вопрос. Тюрьма Петропавловской крепости меньше всего похожа на проходной двор.

Но я попал в точку.

– Нет! – почти крикнул профессор.

Это было так внезапно, что Кира вздрогнула.

– Что вам от меня нужно? – не унимался Лабуаль. – Я убил Трубецкого, я! И отправил его душу в ад!

Вот теперь эмоции били из него через край.

– Уведите меня! – кричал профессор. – Я не хочу говорить с этими людьми!

Он дергал цепь, как будто пытался оторвать ее от стола.

Лязгнула дверь, и вбежал охранник.

– Посещение окончено!

– Я отказываюсь от защиты, слышите! – бесновался Лабуаль. – Я убийца! Только оставьте меня в покое!

– Стоять! – жестко сказал я охраннику.

Так жестко, что он сразу послушался. А я повернулся к Илье.

– Вызови сюда начальника тюрьмы. Как хочешь, но я должен знать, кто приходил к профессору. Может быть, не посетитель. Письмо или записка. Другое сообщение.

– Да ты что, Барон! – попытался образумить меня Илья. – Такого не может быть.

– Ищи. Или я прямо отсюда иду к императору. Так или иначе, я своего добьюсь, ты меня знаешь.

И я добился. Правда, для этого мне пришлось окончательно наплевать на осторожность и использовать ментальную магию на всю катушку. А еще шантаж и угрозы.

Через полчаса все в той же комнате без окон передо мной стояли навытяжку шесть человек.

Все, кто имел доступ к камере профессора.

Я впивался взглядом в лицо каждого из них. Умник без всякого стеснения копался в их памяти. Я видел в их глазах страх и непонимание происходящего, но мне было наплевать. Я снова стал ликтором, который ведет расследование.

Но не узнал ничего.

Ни-че-го.

Никто не приходил к профессору Лабуалю. Никто не передавал ему записку. Никому на магофон не приходило сообщение, адресованное профессору. Никто ничего не передавал на словах. Никто не оказывал на охрану магическое воздействие.

Все мимо.

– Приношу свои извинения, – официальным тоном сказал Илья начальнику тюрьмы.

Начальник почти не слушал его, он смотрел только на меня, и его слегка потряхивало от пережитого.

Сразу видно, что он еще не сталкивался с ликторами.

– Я доложу начальству… – неуверенно начал начальник тюрьмы.

Но я нетерпеливо оборвал его.

– Плевать. Покажи мне камеру профессора.

– Что? – не понял начальник.

Я сделал шаг к нему.

– Покажи мне камеру!

– Барон! – снова попытался остановить меня Илья.

Но я просто отмахнулся от него.

– Не сейчас. Возмущаться будешь потом, дай мне довести дело до конца.

И меня отвели в камеру. Как и все помещения тюрьмы, она была надежно изолирована от магии.

Начальник сам открыл маленькое квадратное окошко в железной двери. Стальные петли звучно лязгнули.