То и дело раздавались утробные звуки, отдаленно похожие на рычание, что говорило о том, что животные устали стоять в стойлах и хотели размяться.
Склонила голову набок, останавливаясь возле стойла и многозначительно посмотрев на Эйнстрема, гордо вздернувшего подбородок вверх.
– Астарооооот, – улыбнулась, протягивая руку к могучей шее животного и поглаживая её ладонью. Конь радостно и в то же время требовательно заржал, мотнув головой. Казалось, можно обжечься от одного только прикосновения к нему. Настоящая лава под кожей растекалась и бурлила там, куда я дотрагивалась. Пропустила между пальцами серебряную гриву, снова и снова любуясь тому, как она переливается, яркий контраст с иссиня-чёрной мастью животного.
– Красааааавец, Астарот. Ты ж мой красавец, да? – Конь оскалился, нетерпеливо вставая на дыбы и стуча передними копытами по деревянной поверхности.
Эйнстрем засуетился, открывая стойло, не забывая опасливо оглядываться на фыркавшего жеребца. Не смогла сдержать улыбку, мне иногда казалось, что Астарот намеренно пугает бедного парня. К слову говоря, Эйнстрем не из слабого десятка. В свое время он даже участвовал в боях и выигрывал. Но Астарота невозможно было не бояться. Как и его отец, Люцифер, он наводил ужас даже на бывалых наездников.
– Отец подарил мне его с тайной надеждой, что я соглашусь на ту кобылу, что он мне привел ранее, – конь склонил голову, касаясь мордой моих волос, и я могла поклясться, что он признается в том, как соскучился.
– Помню, моя Госпожа. Как и то, что в итоге та кобыла досталась мне. – сухо перебил друг, отходя на расстояние в негласно установленные между ними три шага. Ближе к себе Астарот не подпускал никого, кроме меня и отца.
– Она была довольна неплохая, Эйнстрем, не ворчи.
– Она была лошадью, а не бездушным убийцей, от нее именно это и требовалось.
Аш называл моего коня "Зверем", а я видела в его красоте и мощи неприкрытую силу, способную сбить с ног кого угодно. Много лет назад эта сила добровольно опустила голову, позволяя оседлать себя маленькой девочке, признавая своей хозяйкой к досаде и одновременно гордости отца.
Он отдал мне его с условием, что никто больше не сможет оседлать жеребца, и мой красавец не подпустил к себе ни одного из лучших воинов самого Аша, нападая на них и едва ли не бросаясь мощной грудью на мечи.
И сейчас я вспоминала о другой силе, такой же могущественной и манящей, но закованной и клеймённой, в отличие от Астарота, так и не признавшей над собой Господина.
– Ты не рассказал мне про второго воина. Понравился ему мой подарок?
На какое-то мгновение я даже подумала, что всегда сдержанный мужчина смачно сплюнет, выругавшись. Хотя, судя по его глазам, мысленно он всё-таки парой крепких слов приложил пленника. Но Эйнстрем лишь покачался на пятках вперед-назад, заложив руки за спину. Самый верный признак того, что он раздражён.
– Гладиатор пренебрег вашим даром, выставив рабыню за дверь.
Сердце почему-то замерло от понимания того, что он не спал с той шлюхой, которую приказала отправить к нему. Я была уверена, что он предпочтет снять напряжение, наверняка, скопившееся после пленения, и тут же появилось мерзкое ощущение досады на собственную радость.
– Ну, добей меня, скажи, что он еще и голодовку объявил.
– Нет, моя Госпожа. Ублюдок жрёт всю поставляемую еду подчистую. – Отлично, парень понимает, что ему нужны силы для поединков, а значит, следующие мои победы не за горами, – Более того, вчерашнюю девушку он предварительно возбудил, насытился ее эмоциями и только после этого выдворил.
***
Цитадель, на долгие месяцы погрузившаяся в траурное молчание, сегодня ревела диким зверем. Его многоголосый голодный рёв сотрясал мрачные стены, вызывая дрожь предвкушения у любого, кто восседал на скамьях, расположенных вокруг арены. И пусть мендемайское солнце осталось за толщей мраморных стен, продолжая убивать всё живое, сжигая их дотла, здесь, в окружении холодных серых камней, жар будто расстилался по стенам языками адского пламени. Казалось, его можно увидеть в бликах, отбрасываемых стальными мечами, услышать его треск за каждым лязгом скрещиваемых орудий.