В то же время Судный день 1973 года не был похож на обычный Судный День. Все мужчины были предупреждены о том, что в любой момент они могут быть призваны на службу, водители автобусов должны были быть готовы по первому вызову явиться в свои гаражи, раввины разрешили слушать в этот день радио и поднимать телефонную трубку…

В сущности, уже утром того Судного Дня началась частичная мобилизация резервистов. Но времени для того, чтобы организовать их, укомплектовать и доставить к границам уже не оставалось.

6 октября 1973 года в 13.59 Сирия и Египет одновременно напали на Израиль.

Сирия задействовала для своей первой атаки три моторизованные и две бронетанковые дивизии, насчитывающие 1200 танков и 45 000 солдат. Путь им преградили менее 180 танков и 4500 солдат. 2000 египетских танков и трем дивизиям египетской мотопехоты противостояли бронетанковая бригада из 240 танков и 600 солдат, засевших в бункерах "линии Бар-Лева".

Египтяне начали войну с того, что артиллерия подавила огонь из бункеров, танки-амфибии советского производства форсировали Суэцкий канал, выровняли с помощью водоструйных пушек плацдарм, заняли на нем передовые позиции, после чего советские мостоукладчики начали наводить понтоны, по которым пошли другие танки.

Уже спустя несколько часов "линия Бар-Лева" была прорвана – часть ее дзотов уничтожена египетскими десантниками и пехотинцам, а те, которые продолжали держаться, оказались в тылу противника, то есть, по сути дела, в окружении. По большому счету, это означало, что путь для египетской армии на Тель-Авив открыт.

Сирийцы в первый день войны также добились значительных успехов, и таким образом положение на всех фронтах было катастрофическим. Ветераны израильской журналистики вспоминают, как на пресс-конференции, собранной для того, чтобы сообщить о начале войны, у Моше Даяна предательски тряслись руки – точь-в-точь, как у членов ГКЧП в дни августовского путча 1990 года в СССР. Уже позже стало известно, что в первые дни войны Моше Даян и Голда Меир хотели покончить жизнь самоубийством, но перед этим отдать приказ сбросить на Каир и Дамаск атомные бомбы – и тогда бы мир неминуемо погрузился в кошмар ядерной войны…

В том, что события не приняли столь трагический и для евреев, и для арабов, да и для всего человечества оборот, есть немалая заслуга генерала запаса Ариэля Шарона.

Именно тогда, осенью 1973 года, автор этих строк, как и миллионы других живших в СССР евреев, впервые услышал имя Ариэля Шарона. В первые дни Войны Судного Дня советская пресса была переполнена сообщениями о грандиозных победах арабских армий и предсказаниями скорого уничтожения Израиля, и эти военные сводки невольно повергали нас в уныние – как ни крути, а мы чувствовали свою неразрывную связь и с древней еврейской землей, и с еврейским государством. Одновременно повсюду – в магазинах, на предприятиях, даже в школах – оживились антисемиты всех мастей, не скрывавшие своей радости по поводу того, что происходит на Ближнем Востоке и то и дело посмеивающиеся над евреями – дескать, хорошо арабы показали вам кузькину мать, скоро и мы вами займемся…

Помню, отец возвращался в те дни с работы сам не свой и после просмотра информационной программы "Время", молча выходил на балкон и выкуривал там сигарету за сигаретой. Но однажды он появился в доме с немецким транзисторным приемником, который за 200 рублей – немалые по тем временам деньги – купил у приятеля. И вечером, погасив свет, чтобы все соседи думали, что мы улеглись спать, плотно закрыв дверь спальни, мы улеглись с ним на кровать и стали ловить "Голос Америки" и "Голос Израиля", чтобы узнать правду о ходе войны. Это была наша с ним тайна – о том, что мы до глубокой ночи слушаем "вражеские голоса". И трудно описать ту радость, которую мы испытали, узнав о прорыве генерала Ариэля Шарона на другой берег Суэцкого канала. С этой минуты мы уже не сомневались в победе Израиля, и на следующий день после этого сообщения отец устроил в доме праздничный обед.