На подмостки в великолепных одеждах выходят принц и лжепринцесса, они поют дуэтом, но слова принца посвящены любви, а слова принцессы – завоеванию трофея. Немая девушка печально глядит на происходящее.

Затем, в ту секунду, когда принц и принцесса собираются обменяться последними клятвами, морской царь Тритон [бас] в сияющих золотом зелёных доспехах возникает из воды под грохот барабанов. Вместе с морской ведьмой они начинают петь, обмениваясь взаимными претензиями. Наконец царь поднимает свой трезубец, готовясь нанести удар… Но морская ведьма указывает на его младшую, любимую дочь, которая потеряла голос, стала человеком и теперь стоит в углу, печально потупившись. В другой руке женщина трясёт длинный договор о праве собственности, на котором стоит подпись девушки.

Сражённый Тритон сдаётся. Он предлагает свою жизнь в обмен на жизнь русалочки. Морская ведьма накладывает на него ужасное заклятье. В клубах бутафорского дыма происходит превращение морского царя в безобразный полип, который злодейка торжествующе поднимает над головой.

[Поскольку морской полип – это марионетка, управляемая певицей контральто, он даже совершает несколько незамысловатых движений, что заставляет публику восторженно ахнуть.]

Превратившись обратно в русалку, опечаленная дочь Тритона ныряет в морскую пучину. Принц и лжепринцесса обручены. Женщина торжествующе напевает победную песню ничтожному полипу, который всего несколько минут назад был морским царём, и сообщает ему о том, что будет вечно хранить его на дне одной из ваз в своих покоях.

На сцену выходит Луна [меццо-сопрано] и исполняет потустороннюю, фантомную вариацию арии Солнца. Но в её версии рассказывается о неотвратимости любви и печали, которую та с собой приносит. Ночное светило поднимает вопрос: что представляет из себя счастливый финал? Ведь если бы девушка не покидала родного дома и оставалась русалкой до конца своих дней, не ведая, что такое любовь, разве было бы это лучше?

Толпа пришла в неистовство. Если сюжет оперы и казался слегка фантастическим, конец – чуточку мрачноватым, а оркестровка, возможно, капельку простоватой в сравнении с работами более профессиональных, живущих впроголодь, музыкантов – ну что ж, это не имело значения. Никогда прежде амфитеатр не становился свидетелем столь бурных оваций, восторженных возгласов, неистового топота ног и оглушающего свиста. В Сиренетту и морскую ведьму летело так много роз, что певицы рисковали оказаться исцарапанными их шипами.

Зрители уже требовали, чтобы опера была поставлена ещё раз.

– Возможно, нам следует это устроить, – объявил принц Эрик. – Бесплатное представление для всех жителей города! В конце лета, в день Святой Мадальберты!

Одобрительные возгласы и аплодисменты стали громче.

Представители знати, сидевшие к королевской ложе ближе всего, со вкусом изображали сдержанный восторг, как и подобает в сложившейся ситуации. При этом они не спускали глаз с королевской четы. Сходство между морской ведьмой и красавицей-женой принца Эрика, Ванессой, мог не заметить только глупец. Вечером в огромных каменных особняках за крошечными чашечками горячего шоколада и хрустальными бокалами бренди будут вестись бурные обсуждения тысячи возможных подтекстов, скрытых между строк либретто.

Но темноволосая принцесса то и дело растягивала свой рот в широкой улыбке, а из её груди доносился гортанный смех.

– Эрик, – промурлыкала она, – уморительное зрелище ты нам устроил. Можно сказать, фантастическое. Как в твою голову пришли такие невероятные идеи?

Принцесса кокетливо взяла супруга за руку, как если бы они были молодожёнами, и с гордо поднятой головой вышла вместе с ним к толпе. При этом она так и светилась, словно была матерью чрезвычайно талантливого и не по годам развитого мальчика. За ними последовали двое её слуг. Мужчины с подозрительными улыбками на лицах внимательно осматривали толпу. Вне всякого сомнения, они были готовы в мгновение ока убить любого, возникни такая необходимость.