Кей саркастически фыркнул, но ничего не ответил. Элли так и не поняла, принял ли он ее извинения всерьез.

– Если хочешь, я поговорю с Жаном и скажу, что ошиблась…

– С Жа-аном? – протянул Кей так насмешливо, что Элли вновь ощутила непреодолимое раздражение.

– Да, именно с ним. И что такого?

– Не надо.

– Я просто хочу…

– Нет.

Элли с беспокойством покосилась на часы. Еще целых десять минут! Когда уже этот ужасный сеанс закончится!

– Можем просто помолчать, – с необыкновенной проницательностью угадав ее мысли, заявил Кей.

– Расскажи про работу машиниста, – неожиданно для самой себя поинтересовалась Элли. – Ты любишь свое дело?

Кей удивленно моргнул ресницами: угольно-черными, под стать глазам.

– Помню, когда отец впервые привел меня в будку17… – с невольным восторгом, прорезавшемся в голосе, отозвался он. – Одно дело – наблюдать за паровозом издалека, или вообще смотреть только на чертеж. И совсем другое – оказаться внутри. Раскаленная топка обжигает кожу, от всевозможных приборов, вентилей и манометров разбегаются глаза. И вся дорога, кажется, принадлежит тебе одному! Это непередаваемое чувство.

– Ты всегда хотел стать машинистом?

Кей хмыкнул.

– У меня не было выбора. От меня зависит жизнь на этом поезде.

Элли удивленно нахмурилась: что это такое, ребяческое самодовольство?

– В каком смысле?

– А разве не знаешь?

Элли уклончиво пожала плечами.

– Знаю, но… Подробности мне неизвестны…

– Я черпаю уголь, подзаряжаю его своей энергией и кидаю в топку.

– Разве это делает не кочегар? – удивилась Элли. Память услужливо предлагала новые слова и образы: откуда она все это знает?

– Кочегар в тендере18 работает… Пододвигает порции угля на лоток. А я… Видоизменяю его. Мы все из одной паровозной бригады. Машинист – мой отец. Но ни он, ни кочегар не могут делать того, что делю я. Без моих способностей поезд уже давно застрял бы где-нибудь между кавернами. Есть еще, конечно, другая бригада…

– Это весьма занятно! – живо воскликнула Элли и не соврала. Отчего-то ей действительно стало очень интересно. Как бы еще выяснить, куда они едут, но не вызывая особых подозрений? Попробовать рискнуть наугад…

– Мы ведь еще будем останавливаться?

– Да, через неделю, иначе еды не хватит. Промежуточная станция, «Заветы», – скупо отозвался Кей.

Еда… Элли вспомнила вчерашние галеты с икрой.

– Что ж. Спасибо за увлекательную беседу… Надеюсь, я помогла разрешить хотя бы одну твою проблему, – ласково сказали Элли, тактично намекая на конец сеанса.

Кей, не отвечая, ловко поднялся с места. А когда уже выходил из купе, то обернулся, и сощурив черные глаза, дерзко ответил:

– Думаю, нам надо еще над ней поработать.

***

Кей открыл нескончаемый поток клиентов. В какой-то момент Элли поняла, что не запоминает лица, а только их проблемы. Вот от нее вышла юная госпожа с нежно-розовыми прыщиками вокруг губ под названием «неуверенность» и «трудности с принятием решения». За ней проследовал полный тридцатилетний господин «апатия», «скептицизм» и «потеря интереса к жизни». Затем ее посетили несколько несчастливых семейных пар, возлагавших на нее большие надежды. Вместо того чтобы по душам поговорить друг с другом, «любящие» супруги решили выбрать в качестве арбитра ее – человека с минимальной заинтересованностью в их жизни. И каждый, решительно каждый, был искренне уверен в том, что они совместными усилиями проработают проблемы и в конечном счете устранят их.

А потом к ней на всех парах ворвался блистательный Жан Риваль с огромным букетом черных роз.

– Где ты взял их? – удивилась Элли.

– Срезал в теплице вагона третьего класса, – осклабился тот в безукоризненной улыбке. – Они по цвету очень контрастируют с твоими волосами. Черное и белое. Прекрасное сочетание.