– Вэлла[1], ваша сумка расстегнулась, – указал он.

Аллати обернулась, прижала треугольнички кошачьих ушей к макушке. Ашри подумалось, что эта бедная вэлла с тёмными кругами усталости под глазами и затравленным взглядом была ненамного старше неё самой. Элвинг тут же смерила взглядом двух детёнышей, совершенно не слушавших увещевания своей матери.

Пока аллати суетилась, проверяя содержимое сумки и поглубже пряча тощий кошель, бормоча благодарности, Грав опустился на корточки перед малышами:

– Слушайтесь Вэллу, иначе громовые птицы унесут вас и скормят своим птенцам, – напустив на себя устрашающий вид, сказал Клыкарь и добавил чуть тише, так чтоб слышали его лишь они: – А если птицы замешкаются, я вас сам продам на жаркое демонам.

Малыши оторопели, прижались друг к другу, послушно взялись за ручки и засеменили следом за матерью.

Ашри ухмылялась, наблюдая за происходящим:

– Какой честный вор, – элвинг махнула в сторону семейства. – Но зря старался, ставлю «ланьку»[2], она не успеет до следующего корабля дойти, как её обчистят.

– Я этого уже не увижу, – пожал плечами Клыкарь.

– Держи, – в руках Ашри блеснул серебряный тигролк на остром лезвии булавки-ножа. – Помогая другим, о себе не забывай.

Грав хлопнул по кожаному жилету, где был приколот амулет, и нащупал пустоту:

– Когда успела только, – поворчал он, забирая и пристёгивая к жилету, напротив сердца, клыкастую морду с изумрудными глазами.

Несколько поворотов, и они вынырнули из бурного потока тхару к небольшому дворику, где журчал фонтан морвингов. Грав давно заметил, как дорога словно сама приводит Ашри сюда, будто лишь для того, чтобы элвинг украдкой бросила монетку в хрусталь воды, и на миг задержала взгляд на застывших в камне морских существ. Наполовину рыбы, наполовину тхару – они были столь искусно выточены, что, казалось, моргнёшь, и старая сказка оживёт.

Ни разу Ашри не остановилась, но всякий раз Грав замечал мимолётную тень, скользящую по лицу элвинг. Каждый раз и именно тут. Лишь миг и затем всё возвращалось на круги своя. Тьма отступала, уползая в бездну рассечённых зрачков.

Монеты бросали в фонтан те, кто потерял в море кого-то дорогого: плата морвингам, чтоб присмотрели на дне океана за душами, сгинувшими в пучинах Овару. И стоило ли удивляться, что у Ашри было за кого просить, ведь она провела целый оборот Орта на вольном корабле, а за такой срок могло случиться всё что угодно. Клыкарь уважал простое правило: не лезь в душу другого, если не готов вывернуть в ответ свою. Но в этот раз слова сами собой сорвались с языка:

– За кого просишь?

Ашри вздрогнула и будто очнулась ото сна. Большими фиолетовыми глазами она посмотрела на Грава и неожиданно ответила:

– За друга. За наставника. За предателя.

Она не усмехнулась, как обычно бывало, стоило ей коснуться прошлого. Не спряталась за улыбкой как за щитом. Слова эти были тяжелы, как камни, расстаться с которыми она не была готова, но и сил нести их тоже больше не было.

Не успел Клыкарь ответить, как Ашри развернулась и пошла дальше, и уже через несколько шагов всё стало как прежде, будто и не было тени и слов-камней. Но Клыкарь не мог отделаться от странного чувства: будто на краткий миг тоска элвинг коснулась его сердца, а кроме холода утраты, было в ней ещё что-то…

Искра ярости вспыхнула в янтарных глазах биста, злость от бессилия, что он не мог вытравить этот холод из глаз Ашри, снять тяжесть груза с её плеч, стереть того, кто в посмертии причинял ей боль…

– Ну, ты идёшь? – оглянулась Ашри. – Или решил обчистить морвингов?

– Было бы ради чего портки мочить, – фыркнул Клыкарь.