В 1894 году Карузо выполнил свою первую работу для Дубровского завода, и об этом стало известно в коннозаводских кругах. Факт привлечения к серьезной работе столь молодого человека обратил на себя внимание, и даже в общей прессе появились об этом заметки. Так, в журнале «Неделя» (№ 4, 1894) появилось следующее сообщение: «…сын известного знатока лошадей и коннозаводчика… 17-летний С.Г. Карузо приглашен августейшим коннозаводчиком великим князем Дмитрием Константиновичем в Дубровский конный завод его высочества, Полтавской губернии, для составления генеалогических (для лошадей) таблиц. Надо обладать недюжинными иппологическими познаниями, чтобы заслужить внимание такого знатока и любителя, как августейший коннозаводчик».

В течение нескольких лет Карузо ежегодно ездил в Дубровку, жил там по месяцу и больше, был представлен великому князю и стал в Дубровке своим человеком. В 1894 году по поручению великого князя он приводил в порядок архив и составил родословные таблицы жеребцов и кобыл завода. За эту работу ему заплатили 200 рублей, и это были первые деньги, им заработанные. Вместе с тем Карузо продолжал печатать в журналах свои статьи, и теперь уже все знали, что автор их совсем молодой человек. Статьи Карузо были оценены всеми любителями орловского рысака, и он приобрел большое литературное имя. Даже в своих ранних работах он был очень непосредственен и интересен: приводил множество сведений о прежних рысаках, показал исключительное значение генеалогии, выказал удивительную память, без которой не может обойтись ни один генеалог. Измайлов гордился Карузо, всячески его поддерживал, ободрял и имел на него самое благотворное влияние.

Так прошло несколько лет. Наступил памятный в летописях рысистого коннозаводства 1900 год, когда великий князь Дмитрий Константинович, главноуправляющий Государственным коннозаводством, созвал особое совещание по вопросу о чистопородности орловского рысака, а также о метизации. Вся коннозаводская Россия всполошилась и с напряженным вниманием следила за ходом этого совещания. Старейшие и знаменитейшие рысистые коннозаводчики страны – Молоствов, Стахович, князь Вяземский, Телегин – приняли в нем участие. Карузо, как знаток генеалогии и автор замечательных статей, был также приглашен и прибыл на это совещание в Петербург вместе с Измайловым. Ему предстояло в первом же заседании прочесть «Записку об орловском рысаке», которая была, по близости ее автора к главноуправляющему, если не официальной, то во всяком случае официозной декларацией. Когда Петербург узнал об этом, вся родовитая коннозаводская знать переполошилась: какой-то никому не ведомый южанин г-н Карузо, не имеющий даже завода, будет поучать нас, старых знаменитых коннозаводчиков и столпов страны?! На великого князя было оказано давление, вмешался даже государь император (по проискам графа Воронцова-Дашкова). Великий князь вынужден был пригласить на совещание и других авторов, также писавших статьи по вопросам генеалогии. Этим хотели ослабить значение Карузо, нанести ему обиду поднятым вокруг его имени шумом, провести в особое совещание ряд лиц для поддержки определенных взглядов. Несмотря на все произошедшее, Карузо слушали с большим вниманием, записка его произвела должное впечатление, а принятые резолюции имели несомненное значение для будущего орловской лошади. Именно на особом совещании впервые было произнесено слово «ограничения», и после этого ограничения были введены в Московском беговом обществе. Надо отдать справедливость Карузо: успех не вскружил ему голову. Если раньше он пользовался известностью, то теперь пришла слава, притом настоящая слава! Многие коннозаводчики желали с ним познакомиться, почтенные старцы, ветераны Молоствов и Стахович первыми нанесли ему визиты, он был принят княгиней М.М. Голицыной. Его спрашивали, с ним советовались, его признали авторитетом и знатоком в вопросах генеалогии и истории рысистой породы. Положение Карузо окончательно упрочилось, его имя стало известно всей коннозаводской России.