– Да. – Дрожащий, ломающийся голосок самому себе подписал приговор. Теперь будет на кого свалить убийство. Хотел, не хотел – насрать. Знал же, довел же? Да если и не довел, поди докажи: наблюдал же потом! Маньяк какой-нибудь, вот мы его на зону-то и отправим, кастрировав предварительно. Уж чего-чего, а лепить дела в Управлении умеют и постоянно практикуют. Да и не только в нем – на этом держится весь этот прогнивший режим.

– Откуда? Да разогните вы его! Этих вон, – Антон кивнул на маргиналов в беседке, – лучше в чувства приведите, а потом сюда.

Товарищ старший сержант хотел было огрызнуться, но приоритеты по должностям расставил быстро – хоть что-то еще соображает. Зло сверкнул поросячьими глазками, отпустил заломанное предплечье паренька, на каблуках развернулся, хотел было поправить фуражку, но рука наткнулась на засаленную пролысину. За пять минут умудрился проебать деталь униформы и забыть об этом – рекорд, не иначе.

Парень, поморщившись, разогнулся. Антон достал из портфеля второй протокол.

– Фамилия-имя-отчество?

– Александр Денисович Шестаков – И не зарифмуешь сходу.

– Дата, место рождения?

– Москва, 19 мая 2005. – Кофе выветрился, и Антон чуть было не начал впихивать «Москву» в шесть квадратиков даты рождения, разделенных точками.

– 18, значит, есть. Почему не в армии?

– Квота. – Антон кивнул, знал он этих «квотников». Если не дети «своих», то хиленькие ботаники, которых пускать в расход было расточительством – пусть лучше сидят, науку грызут, глядишь, ракету какую новую изобретут, похлеще «Пепла», и покончат с этой войной. Впрочем, этот парень был далеко не худым, даже наоборот – упитанным, но в меру.

– Ну, закончилась твоя квота, можешь не сомневаться. Знал жертву?

Недолгое молчание.

– Жертву знал, я спрашиваю?

– Да, знал…

– Откуда?

– Мы на одном потоке в универе учимся, а познакомились – вчера…

– Вчера познакомились и уже преследуем? Понятно… – Антон сделал вид, что что-то записывает.

– Я не преследовал! Я ее домой вечером проводил!

– Угу, проводил, значит, в квартиру. То есть ты был с ней в момент преступления.

– Что?.. Что?!. Да вы совсем… – Ну, давай, скажи, что именно мы «совсем». Молодой полицейский, который был на голову ниже парня, легонько ткнул его в ребра. Резиновая палка у него ведь, так что имеет право.

– Да или нет?

– Не было никакого преступления! Я ее до подъезда довел и попрощался, мы договорились завтра встретиться! Я даже не заходил в подъезд!

– И?..

– Че «и»?!. Время 3 часа ночи, метро не работает, на такси денег нет, я и присел на лавочку,.. переварить.

– Переварить убийство?

– Да какое, блядь, убийство?! – Теперь ему прилетела затрещина. Скорой плевать, сотрудник похоронного бюро ковырял скол на крыле своей машины, цокая, у матери закончились слезы, слова и мысли. Все здесь, но никто ничего не видел. Выдрессировали.

– Отвечай на вопрос.

– Я ее довел до подъезда и задержался минут на 20, на соседнюю скамейку присел, у меня те бомжи даже сигарет попросили, спросите их. – «Сомнительные свидетели, но допустим». – А потом… Потом…

– Что потом?

– Она прыгнула.

– То есть ты видел, как она прыгнула?

– Але, полчетвертого ночи. Я ни черта не видел, я услышал звук… Ну звук такой, неприятный…

Антон кивнул. Он понимал, о чем речь. Звук ломающихся костей сидит у нас в ДНК, где-то в животных инстинктах, и даже если ни разу не слышал – узнаешь и побежишь прочь, но не этот парень. Не так что-то в его голове. Но ничего, колония и принудительные работы исправят.

– Дальше?

– Я подошел к подъезду, и она… там… лежит там, не шевелится. Я ее не трогал.

– В 112 ты позвонил?