О дате проведения игры объявлялось заранее. В центре лагеря, на площадке утренних линеек, вывешивался специальный почтовый ящик, предназначенный для сбора анонимных доносов населения лагеря друг на друга и на сахемов. Приветствовались как можно более абсурдные и смешные доносы. В преддверии условленной ночи все доносы изымались, просматривались и сортировались сахемами, образовывавшими из себя инквизиционный суд. Из старших школьников и студентов-первокурсников комплектовалась группа палачей – их функцией было держать население лагеря в страхе методами террора, а также творить над обвиняемыми разнообразные пытки в ходе инквизиционного разбирательства.

Мариан Вербовецкий

Леонид Вячеславович Туфленков сражается со школьником и побеждает его

Судилище открывалось с заходом солнца и происходило у большого костра. Инквизиторы зачитывали доносы, отдавали приказания – и палачи повергали перед ними ниц тех, на кого был написан донос, или предполагаемого автора доноса, или вообще ни в чем не повинных, посторонних людей. Распространены были обвинения в лени, излишней прожорливости, плохой работе на раскопе, пении песен без голоса и слуха, коварных замыслах по уничтожению хозяйственной палатки или всего лагеря, шпионстве в пользу инопланетян или по заданию другой университетской археологической экспедиции (о, это было куда серьезнее) и многое другое. Обвиняемые, предполагаемые доносчики или ни в чем не повинные люди подвергались разнообразным пыткам с целью установления правды: им лили за шиворот холодную воду, сыпали на голову землю, заставляли есть аджику. А еще бывало так. Палач с топором уводил осужденного за ближайшую палатку, велел ему кричать погромче и пожалостливее, потом бил со стуком топором по заранее положенному бревну или колоде и возвращался к костру один, потрясая над головой холщовым мешком с кочаном капусты и демонически смеясь: «Ха-ха-ха! Голова!!!» Как-то один особо садистки настроенный сахем даже попытался накормить нас оторванными лапками саранчи. Несмотря на историческое образование, впоследствии он стал офицером милиции: вероятно, помог полученный в экспедициях опыт. Впрочем, все присутствующие адекватно воспринимали происходящее и очень весело проводили время, попытки проявления недовольства со стороны народных масс носили игровой характер и жестко подавлялись палачами – кровавыми наймитами сахемского режима.

На последнем этапе праздника роли участников претерпевали существенное изменение. Правильно проведенное судилище должно было непременно закончиться массовым народным восстанием – и сахемы заранее намекали об этом наиболее активным школьникам. Однажды, когда народные массы были слишком пассивны и деморализованы, мне довелось выступить одним из инициаторов этого восстания со стороны палачей. Мы, палачи, выстроились между сахемами и народом и заявили, что чаша нашего терпения переполнена, а сердца жаждут справедливости, служить своим хозяевам мы больше не будем – и закипело сражение.

Для того чтобы завалить одного сахема, иногда требовались усилия большой группы школьников: сахемы сражались сурово и бескомпромиссно, они знали, что пощады ждать не приходится. Однако массовость и молодой задор, как правило, брали верх в этой борьбе. Единственный раз мне, уже заместителю начальника лагеря, удалось отмахаться от наседающей толпы: я яростно вращал вокруг себя длинный деревянный шест, и ни один из восставших так и не решился сунуться под него. Но тогда к этому были особые обстоятельства: в ту ночь на инквизиции присутствовала девушка, в которую я был влюблен, и мне было совершенно невозможно не устоять и пасть от руки школьников у нее на глазах.