Кроме Троицкого проспекта, было в городе еще четыре других – Псковский или Средний (ныне проспект Ф. Чумбарова-Лучинского), Петроградский (ныне проспект М. Ломоносова), Новгородский и Костромской (ныне проспект Космонавтов). Все эти пять проспектов точно следовали изгибам береговой линии и пересекались вертикально небольшим количеством улиц, ни одна из которых, за исключением Северодвинской и Вологодской, не сохранила прежнего названия.

За последним проспектом – Костромским – уже ничего городского не было: никаких строений. Были, так называемые, Мхи, то есть низменная, болотистая, поросшая можжевельником и папоротником местность, и дальше лес. На Мхах и в лесу мы, городские мальчишки, летом и осенью собирали морошку, голубику, клюкву.

Вдоль реки перед проспектами тянулась, как и сейчас, длинная-предлинная набережная с бульварчиком, с ветхими перильцами и аллейкой из берез в районе Немецкой слободы».

Но революционные события, увы, не обошли Архангельск. Правда, вскоре после революции, в 1918 году город был захвачен английскими, американскими и французскими интервентами. А в 1920 – вновь захвачен большевиками. До сих пор непонятно, как именно сложилась бы судьба архангелогородцев, удержи там интервенты власть.

Но сложилось так, что город разделил участь России. 1929 году Архангельск становится центром Северного края. В 1936 – центром Северной области. В 1937 – центром Архангельской области. Дальше – все более-менее понятно.

Мы приглашаем совершить пешее путешествие по улицам Архангельска. Города, про который голландский путешественник Корнелий де Бруин сказал три сотни лет тому назад: «Улицы здесь покрыты ломаными бревнами… В городе множество полусгоревших домов… В продолжение зимы в… церквах служение не совершается по причине весьма жестокого холода в них».

Города, в котором вполне себе всерьез существовал культ дерева. Чего стоит лишь традиция «рождественского полена». Накануне рождества архангелогородец в обязательном порядке приносил к себе домой полено и поджигал его. Праздник продолжался двенадцать дней. Все эти дни полено должно было гореть. Потухнет – жди беды. Каждый вечер свежий пепел от полена разбрасывали по двору. По окончании же праздника полено, наконец, тушили, но не выбрасывали, Боже упаси. Его клали под кровать до следующего рождества. Весь год недогоревшее полено охраняло жилище от пожара и молнии, то есть, от гибели в огне. Когда же снова наступало Рождество, это полено дожигали вместе с новым.

Того самого города, про который еще один поморский сказочник, Борис Шергин говорил: «Резьба и расцветка… применялись очень скупо и редко. Здесь поражала красота архитектурных пропорций, богатырские косяки дверей и окон, пороги, лавки, пропорции углов, розоватость лиственничных стен». «При закладке дома сначала утверждали окладное бревно. В этот день пиво варили и пироги пекли, пировали вместе с плотниками. Этот обычай называли „окладно“. Когда стены срубят до крыши и проложат потолочные балки, „матицы“, опять плотникам угощенье: „матешно“. И третье празднуют – „мурлаты“, когда стропила под крышу подводят. А крышу тесом закроют, да сверху князево бревно утвердят, опять пирогами с домашним пивом плотников чествуют, то есть „князево“ празднуют».

Города, в котором из дерева делали не только жилые дома и православные храмы, но даже мечети, англиканские церкви, театры и административные здания.

А безвестный куплетист из местных сложил стишок:

Но качество дорог не умаляет очарования Архангельска.