– Как бы самому тебе не остыть! – огрызнулся староста. – Поднимай свое гузно Сохатый и дуй на хутор, тащи хлопцев.

– Та на кой? – удивился здоровяк. – Сами сдюжим.

– Мне кажется это какая-то ошибка. – Лаи отступил к двери. – Я действительно никого из вас не знаю.

Боров преградил ему путь и грубо толкнул вглубь дома.

– Сядь в угол и заткнись, пока цел! – пригрозил староста, а потом повернулся к здоровяку. – Рыжую видели в деревне. Смекаешь на кой она тут?

Мужчина изменился в лице:

– Уразумел. Хлопцев приведу в два счета.

Когда Сохатый ушел в ночь и за ним закрыли дверь, Боров подошел к, сидевшему на полу, Аргилаю.

– Вот и пришло твое время, горемыка. – с притворным сочувствием сказал он, и повернулся к своему головорезу. – Хрип, займись нашим приблудой.

– Горе, что не девка. – посетовал здоровяк, вставая с лавки и с хрустом разминая кулаки. – Хей, Боров, памятуешь экая в тот раз пташка попалась?

– Кончай болтать, – проворчал староста, наливая себе пива и отрезая кусок колбасы. – Времени в обрез.

Облокотившись на стену, Лаи медленно поднялся и встал перед подошедшим к нему мужчиной. Юноша с трудом доставал тому до подбородка и был раза в полтора уже в плечах.

– Ну шо дивишься, пташка? – нагло ухмыляясь спросил Хрип. – Раздевайся.

– Ах, вот в чем дело! – понял юноша. Он вытянул перед собой руку и помахал указательным пальцем. – Не-не-не-не, я, конечно ничего не помню о себе, но в одном я точно уверен. Я не голубок.

– Да шо ты мне кочан мутишь? – разозлился мужчина. – Сымай говорю портки и рубаху!

– Мало ли куда он мог цацку спрятать. – указал колбасой Боров. – Проверь все его дырки.

– Какие еще дырки!? – переполошился юноша и попытался ускользнуть от надвигающегося на него Хрипа.

– Больно резвый. – удивился мужчина. – Щука его компотом не попотчевал?

– Пес его знает, – с набитым ртом ответил толстяк. – Вроде напоил.

Аргилай шагнул в сторону окна.

– Куды!? – воскликнул Хрип и схватил Лаи за горловину рубахи.

Юноша дернулся в другую сторону. Раздался треск рвущейся ткани. Два куска белой рубахи остались в руках у нападающего.

– Вот она! – закричал староста, и его колбаска задрожала на весу. – Хватай!

На худой обнаженной груди, на тоненькой цепочке висел медальон. Маленький прозрачный камешек, искусно ограненный в виде капли воды. Лаи невольно залюбовался своим украшением. Раньше он не замечал его.

– Боров, – раздался звонкий женский голос с улицы и в дверь сильно постучали. – Я знаю, что ты здесь! Открывай!

Боров отложил колбасу и, понизив голос, зло прошептал:

– Хрип, скажи ей, что меня нет. Тяни время.

Здоровяк отбросил остатки рубахи и подошел к двери. Приложил ухо, послушал. Потом тихонечко и слегка пискляво ответил:

– Нема тут никого.

– Идиот! – простонал староста, прикрыв ладонью глаза.

Дверь затряслась от мощного удара. Щеколда предательски затрещала, грозясь вылететь из косяка.

– Думаешь, эта дверь нас удержит!? – прозвучал звенящий сталью голос незнакомки на улице. – Я следила за тобой от таверны. Верни наши деньги или наших лошадей! Старый мерзкий жиробас!

– У меня просто кость широкая. – обиделся Боров и, с трудом нагнувшись, над круглым животом, выудил старый арбалет из хлама в углу.

Новый удар в дверь. Косяк пересекла большая трещина.

– Ну-ка посторонись. – прокряхтел староста, натягивая арбалет и заряжая в него стрелу с широким наконечником.

Хрип достал из-за голенища сапога увесистый нож и схоронился слева от двери.

С громким хрустом дверь выломалась из косяка и упала на пол внутри хибары. В дверном проеме возникли трое. Впереди: длинная и поджарая зрелая женщина с рыжими волосами чуть выше плеч. За ней двое мужчин. Один в возрасте и с глубокими залысинами. Второй – мускулистый крепкий бородач в кожаном фартуке.