– Но оно же не само светится, – внезапно заметил Хинтерштойсер. – А от лунного света. Потому и в полнолуние, что лучи до камня достают.

Доктор Ган без особого интереса взглянул в сторону входа.

– Все может быть. Флюоресценция, термолюминесценция, да мало ли? Пусть геологи работают. Для меня тут ничего особо любопытного нет. Кроме того, конечно, что в основе предания о Bocca del Lupo лежат вполне реальные факты. Возможно! Самого свечения мы пока не видели. Не то чтобы особо разочарован, но пещеры, которые меня ждут, обещают кое-что поинтереснее.

Уолтер, напротив, был весьма доволен. Не зря ехал! Это вам не по нью-йоркским кварталам круги писать! Кроме того, ему почему-то показалось, что немец скромничает. Делает вид, что ему этот камень не слишком нужен, а сам чуть не полблокнота исписал. И слова какие знает! «Термолюминесценция»! С первого раза и не выговоришь.

Маленький осколочек, найденный возле «киноэкрана», молодой человек на всякий случай припрятал. Пригодится.

– Думаю, для первой разведки более чем достаточно, – подытожил Отто Ган, пряча блокнот. – Пора собираться. Все, что могли, сделали.

Никто не возразил, только Тони Курц, покосившись на гладкий камень «киноэкрана», проговорил негромко:

– А мне почему-то кажется, что главного-то мы и не увидели.

Человек и его комната. Портрет в интерьере.

…Пухлые щеки с ямочками, тяжелый, слегка вздернутый нос, яркие губы, серые глаза под изящными бровями. Седеющие волосы аккуратно зачесаны наверх. Дорогой светло-коричневый костюм, пиджак нараспашку, галстука нет, ворот кремовой рубашки расстегнут. Сильные руки, ухоженные ногти.

Тисненый линкруст по стенам, тяжелая люстра на цепях, окна скрыты шторами, пол – ковром.

Диван темно-коричневой кожи с неярким блеском, открытая бутылка французского коньяка на маленьком столике, хрустальные рюмки. Правее тумбочка, радиоприемник – немецкий «Телефункен». Стол мореного дуба. Зеленая столешница пуста, нет и чернильницы, только овальное зеркало в бронзовой раме.

Мухоловка стояла лицом к дивану, напряженная, нервная. Руки по швам, пальцы впились в ладони. Серая форменная рубашка, нашивка на рукаве, строгая темная юбка. Недавно подстриглась, короткие волосы стали еще короче.

Мягкий табачный дух. Рядом с коньячной бутылкой – тяжелый портсигар старого серебра. В углу часы с медным маятником, маленькая стрелка на семи, большая на двенадцати. Утро ли, вечер, не разобрать.

Сидевший на диване потянулся за портсигаром, нажал на кнопочку (желтый камешек в оправе), раскрыл, достал папиросу.

Улыбка.

– Тебе очень идет форма. Жаль, ты редко ее надеваешь.

– Я… – девушка сглотнула. – Мне рубашка не нравится. На юнгштурмовку[34] похожа.

– Уверен, тебе бы очень шла юнгштурмовка.

Щелчок зажигалки. Первая, самая сладкая затяжка.

– Кури, Анна! Если хочешь, возьми «Житан», он у меня в ящике стола.

Девушка мотнула головой.

– Не хочу. Я сейчас почти не курю, господин…

Улыбка пропала, мягко дрогнули губы.

– Постарайся не нарушать наш уговор. Никаких титулований, раз мы не в служебном кабинете. Бери сигареты.

Мухоловка покорно кивнула.

– Извини, Эрц. Я… Я свои.

Нащупала лежавшую на стуле сумочку, выхватила пачку. Не удержав в руках, выронила на ковер. Тот, кого назвали Эрцем, отложил папиросу, встал, шагнул ближе.

– Нервы у тебя совсем никакие, девочка! Иди сюда.

Обнял за плечи, отвел к дивану, усадил. Горлышко бутылки негромко ударилось о хрусталь.

– Глотни. Очень неплохой «Мартель».

Девушка выпила коньяк, словно лекарство – залпом, почти не чувствуя вкуса. Сжала пустую рюмку в кулаке, прикрыла веки, откинулась на мягкую кожу. Вдохнула резко, словно от боли.